Солдат, не спрашивай - Гордон Диксон

— И ты действительно так считаешь?

— Да, — ответила она. — Со мной что-то происходило. Я росла — и это было моей бедой.

— Все растут.

— Нет, я говорю не об этом. Я не вкладываю в это понятие биологический смысл. Я духовно становилась зрелой личностью. Нам, Морганам, судьба даровала долгую жизнь, и, мне кажется, поэтому мы дольше взрослеем. Знаешь, как это происходит с малышами — все равно, зверь это или человек. У тебя в доме была какая-нибудь зверушка?

— И не одна.

— Тогда ты поймешь, что я хочу сказать. Когда дикий зверек еще мал, помнишь, какой он ласковый, как сворачивается в клубок у твоих ног? Но вот он подрос, и вдруг однажды он кусает и царапает тебя без предупреждения. И тогда люди говорят: «Ничего не поделаешь, таков инстинкт». Но это не так. Ведь и люди порой ведут себя точно так же. Когда живое существо подрастает, оно начинает задумываться о себе, о своих желаниях, стремлениях, о своем настроении, наконец. И настает такой день, когда кто-то хочет поиграть с этим существом… а оно вовсе не хочет шрать, и тогда оно протестует: «Вон от меня! То, что я хочу, так же важно, как и то, что хочешь ты!» И все… Время, когда ты уютно сворачивался у чужих ног, прошло и никогда уже не вернется.

— Ты права. Это происходит со всеми нами.

— Но у нас это происходит слишком поздно! А может быть, мы слишком рано начинаем самостоятельную жизнь? На Дорсае уже в семнадцать лет мы уходим из дома, мы работаем как взрослые — или у себя на планете, или на других. Нас выбрасывают во взрослый мир. У нас нет времени задуматься, что значит быть взрослым и что делает нас взрослыми. Мы еще не понимаем, что уже не щенки, пока без предупреждения не набросимся на кого-нибудь, чтобы покусать и расцарапать. И только тогда нам становится ясно, что мы изменились и другие тоже изменились. Но уже слишком поздно приспособиться и понять перемены, произошедшие в другом человеке, потому что сами бьемся в ловушке своих собственных перемен.

Она остановилась, и я тоже молча сидел и ждал. Опыт подобных откровений подсказывал, что мне не нужно говорить — говорить будет Аманда.

— Нет, не о Кенси думала я, когда села в это кресло и сказала: «Странно то, что единственно нужного человека ты встречаешь, когда уже слишком поздно». Я говорила о Яне.

— О Яне? — переспросил я, потому что Аманда вновь замолчала, и я чувствовал, просто необходимо было что-то сказать, помочь ей продолжить.

— Да, — вздохнула она, — Когда я была молода, то не понимала Яна. А вот сейчас понимаю. Тогда мне казалось, в нем нет души, чувств, что он весь сделан из чего-то твердого, что он… как кусок дерева. Но он не такой. Все, что ты замечаешь в Кенси, — есть и в Яне, только вот слишком мало света вокруг него, чтобы увидеть это. Теперь я знаю, и теперь слишком поздно.

— Поздно? Но ведь он не женат… или женат?

— Женат? Да нет, пока нет. А ты разве ничего не знаешь? Посмотри на фотографию на его столе. Девушку зовут Лия. Она с Земли. Ян встретил ее там четыре года назад. Но не о Лии думаю я, говоря «слишком поздно». Слишком поздно — это я о себе. Мне судьбой предназначено повторить жизненный путь первой Аманды. Я рождена принадлежать сначала людям и только потом одному-единственному человеку. Как бы сильно ни влекло меня к Яну, я всегда думала об этой зависимости; в моей душе ему предназначена лишь вторая роль. Я не могу поступить с ним так, и уже поздно что-либо менять в себе.

— А может быть, Ян примет такие условия?

Она молчала, и только вздох я услышал оттуда, где в полумгле вздрогнула черная тень…

— Ты не должен говорить так, — прошептала Аманда.

Вновь потекли томительные мгновения тишины, пока она не заговорила, страстно и яростно:

— Если бы мы с Яном вдруг поменялись ролями, ты бы и ему предложил подобное?

— Я не предлагал, я лишь сделал предположение.

И снова молчание!

— Ты, как всегда, прав, — сказала она. — Я знаю, чего хочу, и знаю, чего боюсь в себе, и настолько это для меня очевидно, что порой начинает казаться, все вокруг меня тоже знают.

Она встала.

— Прости меня, Корунна. Я не имела права обременять тебя своими заботами.

— Так устроен мир. Люди говорят с людьми.

— А с тобой больше, чем с другими, — Она подошла к балконной двери и задержалась на ее пороге, — Еще раз спасибо.

— Я не сделал ровным счетом ничего.

— Все равно спасибо. Покойной ночи. Постарайся уснуть.

Она вышла на балкон, и, пока стена моей гостиной не скрыла ее из виду, я провожал глазами необычайно прямой, стройный силуэт уходящей от меня женщины.

В кровать я лег с ощущением, что не засну никогда. Но уже через мгновение провалился в глубокий, непробудный сон.

А проснулся, когда наступило утро, и разбудили меня мелодичные трели видеофона. Всего один щелчок переключателя, и на экране появилось лицо Мигеля.

— Я посылаю к тебе человека с планом Гебель-Нахара, — сообщил он после короткого приветствия, — Теперь ты здесь сможешь ходить без провожатых. Если готов, завтрак ждет тебя в общем зале.

— Спасибо, — успел ответить я, и экран потух.

Явился посыльный с обещанными картами; к этому времени я уже встал и был готов к началу второго дня пребывания в осажденной крепости. Когда я вошел в зал, его единственным обитателем был уже заканчивающий завтракать Ян.

— Садись, — указал он мне на кресло рядом. Я сел и приготовился слушать.

— Исходя из реальной обстановки, — начал он, — я предполагаю, что через двадцать четыре часа, возможно — чуть позже, начнется штурм. Мне хочется, чтобы ты прежде всего тщательно познакомился с системой обороны, в особенности с укреплениями первой линии. Тогда ты сможешь руководить людьми на этих участках или, если возникнет необходимость, возглавить оборону.

— Как ты себе это представляешь? — спросил я.

Ян дождался, когда отправится на кухню получивший мой заказ солдат, и только тогда продолжил:

— Для обороны первой линии будет выведена команда Мигеля, и небольшая горстка останется в резерве. Большинство наших музыкантов в лучшем случае держали когда-либо в руках лишь стрелковое оружие, нам же при отражении атаки пехоты потребуется умение обращаться с тяжелым энерговооружением и артиллерией. Я хочу, чтобы ты научил их этому. Мигель знает, кто из них на что способен, и будет тебе помогать. Завтракай, а я расскажу, как, на мой взгляд, поведут атаку мятежники, что от них можно ожидать и, следовательно, каковы должны быть наши вероятные действия.

Принесли завтрак, и вместе с ним я усваивал соображения Яна, почерпнутые как из его собственного опыта, так и из наблюдений Мигеля, и что в коротком пересказе выглядело приблизительно так.

Наступающая армия, раз за разом, волновыми фронтальными атаками, будет накатываться на укрепленный склон, пока не подавит первую линию обороны. План Яна основывался на идее жесткой обороны первой линии, а при невозможности быстрого отхода на вторую — имел в виду непременное уничтожение оставшегося тяжелого вооружения, чтобы оно не могло быть использовано неприятелем. Все начиналось снова на второй линии — и так, шаг за шагом, медленный отход вверх по склону. Наверняка именно такая оборонительная тактика подразумевалась проектировщиками при создании крепости Гебель-Нахар.