Столетняя война. Том III. Разделенные дома - Джонатан Сампшен

и Артевелде до него, получал пенсию из английского казначейства. Но растущие трудности с обеспечением города провизией подорвали его авторитет в течение лета. Более умеренные люди начали предлагать договориться с герцогом Бургундским. Но Аккерман не утратил своей способности приводить в движение толпу. 12 июля 1384 года он созвал большую вооруженную толпу во главе с ткачами и их союзниками на Зерновой рынок, недалеко от ратуши. Аккерман мрачно говорил собравшимся о предателях, которые получили деньги от герцога Бургундского, чтобы сдать город. Когда он привел людей в ярость, он и Питер ван ден Босше повели их к дому Риса ван Херцеле, городского дворянина, который стал лидером партии мира. Толпа забила его до смерти и подняла на рыночной площади штандарт Ричарда II[742].

Отчаявшись спровоцировать очередную английскую военную интервенцию, Аккерман решил передать Гент под прямую власть короля Англии. В конце лета в Англию были срочно отправлены гонцы, чтобы донести это предложение до английских министров. В октябре министры Ричарда II, все еще разъяренные результатами мирной конференции, согласились. Они взяли на себя прямую ответственность за оборону Гента и обещали назначить в город английского губернатора. Аккерман просил назначить на эту должность принца королевской крови, но это повлекло бы за собой более твердые политические обязательства и большую армию, чем английское правительство было готово выделить. Вместо принца Ричард II назначил губернатором Гента сэра Джона Буршье, компетентного, но ничем не примечательного солдата средних лет, который был одним из капитанов у Ноллиса в кампании 1370 года. Фруассар считал его "адекватным", что вполне соответствует его талантам. Буршье отплыл с караваном шерсти из Хариджа, в начале ноября, в сопровождении 100 латников и 300 лучников. Вскоре после этого он достиг Гента через Мидделбург, пройдя под носом у шпионов Филиппа Бургундского[743].

* * *

Людовик Анжуйский умер 20 сентября 1384 года в крепости Бари, в комнате с видом на Адриатику. Он пробыл в южной Италии два года, прикованный к восточному побережью королевства, которое пришел завоевывать, перехитренный своим противником, испытывая постоянную нехватку средств и будучи забытым большей частью Франции. Многие из тех, кто помнил его, согласились бы с вердиктом бедняги, арестованного в питейном заведении в Орлеане, который назвал Людовика "мертвым и проклятым". "Что, он делал там, грабя и мародерствуя, выкачивая из нас деньги и пытаясь захватить чужую страну?" На момент своей смерти Людовик все еще имел значительную армию в поле, включая отряды французов и гасконцев. Другая армия под командованием Ангеррана де Куси покинула Францию в июле и в это время находилась в Тоскане на пути на юг. В течение следующих нескольких недель вдова Людовика Анжуйского и Бернабо Висконти, деспот Милана, предпринимали отчаянные усилия, чтобы спасти предприятие Людовика в пользу его младшего сына[744].

Филипп Бургундский был заинтересован в переброске ресурсов Франции в Италию не больше, чем в организации экспедиционной армии для помощи Хуану I в Кастилии. Его взор был прикован к северу. Он и его брат герцог Беррийский стояли в стороне, пока армия Людовика распадалась зимой и активно препятствовали доблестным усилиям вдовы Людовика сохранить его проект. "Забудьте все эти мелкие авантюры и сделайте что-то, что навсегда войдет в историю", — якобы заявил Филипп. В Париже разрабатывались планы двойного вторжения в Англию в следующем году. Весной передовой отряд должен был отплыть в Шотландию и вместе с шотландцами вторгнуться на север Англии. Жан де Вьенн, адмирал Франции, был назначен командующим этими силами. За ним должна была последовать гораздо более многочисленная армия под номинальным командованием самого Карла VI, точное место высадки которой не разглашалось и, возможно, еще не было определено. Хотя политическая инициатива исходила от герцога Бургундского, есть все основания считать коннетабля Оливье де Клиссона главным автором плана вторжения. Согласно Фруассару, он сказал Жану де Вьенну, что предпочел бы встретить всю силу врага на его собственной земле, чем половину ее на своей родине, "как говорил мой господин, Генри Ланкастер, который воспитал меня в юности". В 1385 году, помимо снижения способности Англии вести войну во Франции, эта стратегия была осуществима благодаря получению прямого контроля над Фландрией, с ее протяженной береговой линией на Северном море, удобными гаванями и огромными морскими ресурсами. Проект Клиссона был, безусловно, самым амбициозным из всех, задуманных французским правительством с начала войны за полвека до этого. Он обладал всеми чертами, которые английский хронист Томас Уолсингем считал отличительными признаками французского военного метода: "расходы, проницательность, предусмотрительность и планирование"[745].

Из этих четырех характеристик именно расходы были наиболее важны. Восстановленные налог с продаж и габель, которые теперь вновь стали постоянными налогами, приносили в казну Франции около 2.000.000 ливров в год за вычетом расходов на сбор самих налогов. Кроме того, 19 октября 1384 года Карл VI объявил о специальном дополнительном сборе "за проход по морю". Еще один налог, талья (налог на земельные наделы и недвижимое имущество лиц недворянского сословия) был специальным, а не постоянным. Но он взимался, как и налог с продаж и габель, по приказу короля без одобрения какого-либо собрания Генеральных или провинциальных Штатов. Это была впечатляющая демонстрация вновь обретенной власти и уверенности французской короны в себе после подавления городских восстаний. В течение следующих пяти лет, вплоть до прекращения войны в 1389 году, в результате последовательных сборов тальи общий доход французского правительства от налогообложения в среднем составлял около 3.000.000 турских ливров (или 600.000 фунтов стерлингов) в год. Соответствующая цифра для Англии, с учетом таможенных сборов, парламентских и церковных субсидий, составляла менее одной шестой от этой суммы. Диспропорция между ресурсами двух наций никогда не была столь велика[746].

На второй неделе февраля 1385 года все взаимные антагонизмы и стратегические аргументы, разделявшие английскую знать в течение последних двух лет, достигли своего апогея. Поводом послужил Большой Совет, который собрался в бенедиктинском аббатстве Уолтем, королевском монастыре в пятнадцати милях к северу от Лондона. Собрание было созвано для рассмотрения планов по отражению французского вторжения, слухи о котором уже достигли Англии. Первые сообщения говорили о том, что готовится флот из 600 транспортных судов, чтобы перевезти огромную армию в Англию. Даже опытные профессиональные солдаты говорили, что сопротивление безнадежно. Заседание открылось яростным выступлением Джона Гонта против оборонительной стратегии правительства. Его гнев был вызван рядом факторов: раздражением на короля и его окружение; верностью традиционной стратегии Англии — воевать за границей; яростью и смущением от того, как французы обманули его на конференции под Кале. Гонт не был против мира с Францией, но поскольку мир не был заключен на приемлемых условиях, он решил, что англичане должны вести войну с французами. По его мнению, лучшим способом сорвать планы французского вторжения было начать