История Рима (с иллюстрациями) - Сергей Иванович Ковалёв

последней, что предыдущей ночью, где ты был, кого сзывал, какое решение принял? О, времена! О, нравы! Сенат все это понимает, консул видит, а этот человек еще жив. Да разве только жив? Нет, даже приходит в сенат, участвует в обсуждении государственных дел, намечает и указывает своим взглядом тех из нас, кто должен быть убит, а мы, храбрые мужи, воображаем, что выполняем свой долг перед государством, уклоняясь от его бешенства и увертываясь от его оружия. Казнить тебя, Катилина, уже давно следовало бы, по приказанию консула, против тебя самого обратить губительный удар, который ты против всех нас уже давно подготовляешь...» (1,1—2, пер. В. О. Горенштейна). Эта атака увенчалась полной победой Цицерона — Катилина дрогнул и покинул Рим. Таким образом, инициативой прочно завладел Цицерон.

Однако не следует забывать, что прямых доказательств у Цицерона все-таки не было, а при таких обстоятельствах он не мог прибегнуть к аресту Катилины, которого, к тому же, поддерживало много влиятельных лиц. План Цицерона был иной: заставить Катилину покинуть город и таким путем лишить римских заговорщиков их вождя. Справиться с Катилиной в Этрурии было уже легче.

Расчет Цицерона оказался правильным. Подавляющее большинство сената оказалось на его стороне. Те из сенаторов, которые еще сомневались в существовании заговора, были побеждены фактами, приведенными Цицероном. Попытки Катилины оправдаться были заглушены негодующими криками сенаторов. И нервы его не выдержали: он ушел из сената и в следующую ночь уехал из Рима к Манлию. Это была большая тактическая ошибка.

Во главе римской группы заговорщиков остался претор 63 г. Публий Корнелий Лентул. Называют еще Гая Корнелия Цетега, Публия Габиния, Луция Статилия и других. После отъезда Катилины, являвшегося подлинной душой движения, оставшиеся в столице заговорщики действовали недостаточно энергично. Помимо этого, они совершили одну ошибку, оказавшую гибельное влияние на исход заговора.

В Риме находились послы от галльского племени аллоброгов. Они приехали просить для себя облегчения долговых обязательств. Лентулу пришла в голову мысль привлечь аллоброгов к движению. С послами была установлена связь. Им обещали уничтожение долговых обязательств в случае успеха движения. Однако недоверчивые галлы решили предварительно посоветоваться со своим патроном Фабием Сангой. Тот сообщил обо всем Цицерону.

Наконец-то консулу представился случай добыть юридические доказательства заговора. Он приказал Санге передать послам, чтобы они дали притворное согласие заговорщикам, постарались разузнать как можно больше подробностей и обо всем доносили ему. Аллоброги так и поступили.

Перед отъездом на родину послы, по приказанию Цицерона, попросили главарей заговора, чтобы те дали им письма к аллоброгам, скрепленные их личными печатями, ссылаясь при этом на то, что в противном случае дома им не поверят. Лентул, Габиний, Цетег и Статилий имели неосторожность дать такие письма. Кроме этого, так как послы просили предоставить им возможность встретиться с Катилиной, Лентул отрядил им в провожатые одного из заговорщиков с запиской к Катилине, правда, без подписи.

В ночь со 2 на 3 декабря послы аллоброгов были арестованы при выезде из Рима и доставлены к Цицерону. Теперь у него в руках находились прямые доказательства. Рано утром 3 декабря Лентул, Цетег, Габиний и Статилий были вызваны к консулу, который их лично задержал[315].

Сейчас же был созван сенат, в присутствии которого Цицерон допросил всех арестованных, в том числе и аллоброгов. Большинство заговорщиков сознались.

Сенат постановил лишить Лентула преторского звания и подвергнуть домашнему аресту его и еще восьмерых человек. Особым постановлением сената Цицерон был почтен гражданским венком, именем «отца отечества» и благодарственным молебствием богам от его имени за спасение государства.

5 декабря сенат собрался для суда над заговорщиками. Это был акт незаконный, так как сенат не имел судебной власти. Но Цицерон имел основания торопиться: в городе шла энергичная агитация среди ремесленников, вольноотпущенников и рабов за насильственное освобождение арестованных. На вопрос консула, как поступить с заговорщиками, Юний Силан, избранный консулом на 62 г. и поэтому спрошенный первым, высказался за высшую меру (extremum supplicium). К этому мнению присоединился ряд других сенаторов. Когда очередь дошла до Цезаря, выбранного претором на 62 г., он произнес весьма дипломатическую речь, в которой указывал на незаконность применения смертной казни по отношению к римским гражданам без решения народного собрания. Цезарь предлагал конфисковать имущество заговорщиков, а их самих заключить под стражу в наиболее крупных муниципиях[316].

Речь Цезаря изменила прежнее настроение сенаторов, которые стали колебаться. Но выступления Цицерона и особенно Марка Порция Катона, правнука Катона Цензора, категорически настаивавшего на смертной казни, создали резкий перелом. При голосовании сенат высказался за смертную казнь.

В тот же день поздно вечером пять заговорщиков — Лентул, Цетег, Статилий, Габиний и Цепарий — были задушены петлей палача. Толпа, напуганная рассказами о заговоре, восторженно приветствовала «отца отечества».

Противостояние двух выдающихся римлян Марка Порция Катона и Гая Юлия Цезаря, случившееся на этом заседании (5 декабря 63 г.), дает повод Саллюстию сравнить в будущем непримиримых врагов. Он отмечает: «Итак, их происхождение, возраст, красноречие были почти равны; величие духа у них, как и слава, были одинаковы, но у каждого — по-своему. Цезаря за его благодеяния и щедрость считали великим, за безупречную жизнь — Катона. Первый прославился мягкосердечием и милосердием, второму придавала достоинства его строгость. Цезарь достиг славы, одаривая, помогая, прощая, Катон — не наделяя ничем. Один был прибежищем для несчастных, другой — погибелью для дурных. Первого восхваляли за его снисходительность, второго — за его твердость. Наконец, Цезарь поставил себе за правило трудиться, быть бдительным; заботясь о делах друзей, он пренебрегал собственными, не отказывал ни в чем, что только стоило им подарить; для себя самого желал высшего командования, войска, новой войны, в которой его доблесть могла бы заблистать. Катона же отличала умеренность, чувство долга, но больше всего суровость. Он соперничал не в богатстве с богатым и не во власти с властолюбцем, но со стойким в мужестве, с бескорыстным в воздержанности. Быть честным, а не казаться им предпочитал он. Таким образом, чем меньше искал он славы, тем больше следовала она за ним» (О заговоре Катилины, 54, пер. В. О. Горенштейна).

Тем временем в Этрурии Катилина и Манлий собрали около 10 тыс. своих сторонников. Оба они были объявлены врагами отечества. В Этрурию сенат направил армию под начальством консула Гая Антония. Катилина некоторое время избегал столкновения, организуя свои силы и ожидая известий о восстании в Риме. Рабов, которые первоначально в большом количестве сходились в его лагерь, он не принимал, считая, что нельзя «смешивать дело римских граждан с делом беглых