Дин Рид: трагедия красного ковбоя - Федор Раззаков

На следующий день Дин совершил поездку по этому участку трассы: побывал в поселках линии Тында – Беркакит. А вечером он снова выступал с концертом в ДК «Юность». Это выступление было внеплановое – об этом Дина попросило руководство города, мотивируя это тем, что в первый раз на его концерт не смогли попасть все желающие. Дин согласился без всяких раздумий. Затем у Дина был еще один концерт, на этот раз под открытым небом – на фестивале самодеятельной гитарной песни «БАМ-79», который проходил на сопке Фестивальная. В отличие от ДК «Юность» там собралось несколько тысяч человек. Участием в этом фестивале закончилось турне Дина по БАМу. И он вылетел в Москву, поскольку спешил успеть на последние дни Международного кинофестиваля в Москве.

21 августа Дин был уже в столице, где дал пресс-конференцию в Комитете молодежных организаций в Москве и подробно рассказал о своих гастролях на БАМе. Затем Дин участвовал в работе Московского кинофестиваля – исправно ходил на наиболее громкие его премьеры. Так, 25 августа он посетил кинотеатр «Россия», где демонстрировался внеконкурсный фильм его земляка, американца Фрэнсиса Форда Копполы, «Апокалипсис наших дней». Весь мир давно судачил об этой грандиозной ленте, посвященной войне во Вьетнаме, и столичная элита просто не имела права остаться в стороне от этого шедевра. Пришли практически все: парт– и госноменклатура, люди искусства, журналисты, иностранные дипломаты, а также директора крупных магазинов, баз и даже преступные авторитеты.

Вот как вспоминает о той премьере тогдашний председатель Госкино Ф. Ермаш: «Весь партер занимали иностранные гости, которые с неменьшим, чем наши соотечественники, трепетом ожидали показа. Но перед началом случился серьезный конфуз. Неожиданно падает занавес. Все замирают. Кагэбэшники в зале переполошились. В этом усмотрели диверсию. Я, правда, не склонен так думать. Просто обычная неполадка.

На ее устранение потребовалось полтора часа. Проблемы возникли потом. На вечер того дня для иностранной делегации была запланирована поездка в Ленинград. Для этих целей заказали специальный поезд. Но поскольку показ задержали, то, соответственно, гости опаздывали на поезд. Я звоню начальнику Ленинградского вокзала и прошу перенести время отхода состава. Он в ужасе. Говорит, что это невозможно. Добираюсь до самого министра путей сообщения. Была суббота, он уже выехал на дачу, но что было делать? Подробно объясняю ситуацию. После долгих колебаний он все же отдает необходимое распоряжение…»

Кстати, Дин тоже находился в том же поезде и ехал в одном купе с одним советским кинокритиком, который считался специалистом по американскому кинематографу и прекрасно владел английским. В ту ночь обоим так и не удалось сомкнуть глаз: под мерный стук колес они откупорили бутылку водки «Посольская», открыли банку черной икры и почти всю ночь проговорили о проблемах мирового кинематографа. А началось все с того, что на восторженную реплику о том, что Коппола молодец, сняв такую грандиозную картину о вьетнамской войне, Дин заметил:

– Однако долго же он к ней шел – спустя пять лет после окончания войны во Вьетнаме.

– Лучше поздно, чем никогда, – парировал критик. – Зато теперь она покорила весь мир и наверняка возьмет «Оскар».

– В последнем я сомневаюсь: американские академики вряд ли захотят отдать пальму первенства фильму о войне, в которой Америка потерпела сокрушительное поражение, – возразил Дин (будущее покажет, что именно он окажется прав: лучшим фильмом 1979 года в США творение Копполы не станет. – Ф. Р.).

– И все же, что бы вы мне ни говорили, Дин, однако ваш кинематограф семимильными шагами идет вперед, а наш советский топчется на месте, – вливая в себя очередную порцию «Посольской», произнес критик. – Мы отстаем буквально во всем: и в техническом плане, и в тематическом. Наше сегодняшнее кино какое-то запуганное, оно боится обращаться к самым актуальным проблемам современности. И страх этот исходит оттуда, – сказав это, критик воздел свой указательный палец вверх.

– Намекаете на то, что власти не дают вам снимать то кино, которое вам бы хотелось? – спросил Дин. – Однако в этом запрете есть и своя положительная сторона: благодаря этому в вашем кинематографе меньше всякой дряни, чем в американском. В год Америка выпускает порядка двухсот фильмов, однако настоящими шедеврами становятся единицы. Остальное – это всякие фильмы ужасов, боевики, фантастика, которые забываются после первого же просмотра. В этих фильмах нет никакой идеи, кроме одной – голого развлечения.

– Но почему вы так пренебрежительно относитесь к развлечению? – тоном, полным недовольства, спросил критик. – Люди приходят в кино, чтобы отдохнуть. А в нашем кино людей привыкли нагружать разными проблемами: как надо варить сталь, как убирать хлеб и вызывать друг друга на социалистическое соревнование. И ладно бы это было снято талантливо, так ведь нет – сплошные розовые сопли. Как у нас говорят: борьба хорошего с лучшим. Поэтому люди и не ходят на такие фильмы, о чем наглядно говорят цифры сборов в наших кинотеатрах.

– Вы зря считаете, что я против того, чтобы люди в кино отдыхали, – продолжал возражать своему оппоненту Дин. – Я просто боюсь, что вы в порыве своего щенячьего восторга по поводу американского кино начнете копировать у него самое худшее. И в итоге останетесь, как это у вас, у русских, принято говорить, у разбитого корыта. Вы не сможете сравниться с американской технологией, а свою собственную специфику утратите.

– Это какую такую специфику вы имеете в виду?

– Просветительскую. Ваш кинематограф просвещает зрителя, а американский развращает.

– Это Коппола развращает? Или Сидней Поллак со Стэнли Крамером?

– Вы передергиваете мои слова: зачем вы берете прогрессивных режиссеров? – Теперь уже настала очередь Дина раздражаться. – Этих режиссеров единицы, а подавляющая часть снимает никчемное и ни к чему не обязывающее кино. Да в любой вашей, как вы говорите, прозводственной картине наверняка больше мыслей, чем в десяти американских фильмах ужасов.

– Называя этих режиссеров, я имел в виду совсем другое: они имеют возможность остро освещать проблемы современности, а нашим этого делать не дают. Да что там говорить о современности, если даже прошлое под запретом. Несколько лет назад наш прекрасный режиссер Элем Климов снял фильм «Агония» о бывшем царском фаворите Григории Распутине, так эту картину до сих пор не выпускают на экран. А все потому, что властям показалось, будто режиссер под разложением царского режима имел в виду наш нынешний. Разве кто-то из ваших американских режиссеров проходит через подобное?

– Наивно полагать, что в Америке отсутствует цензура по идеологическим мотивам, – усмехнулся Дин. – Когда я собирался показать свой фильм «Эль Кантор» у себя на родине, ни одна прокатная компания не захотела его брать. А все потому, что им не нужна такая правда о Чили, которая показана в моей ленте.

– Однако вы все-таки ездили с ним в Америку и сумели пару раз показать его там, – парировал критик. – И это еще раз доказывает, что по части творческих свобод там дела обстоят значительно лучше, чем у нас. В противном случае из нашей страны раз за разом не убегали бы артисты. Вот буквально на днях сбежал еще один – артист балета Александр Годунов (он остался в США во время гастролей Большого театра 23 августа 1979 года. – Ф. Р.). А до этого сбежали Рудольф Нуреев, Михаил Барышников и еще масса других людей, которым в Советском Союзе жить стало просто невмоготу.