Наполеон: биография - Эндрю Робертс

солнцем… а после три часа ездил верхом, чтобы, как он заявил мне, “измотать себя”!»{2796}

В полдень 29 мая 1814 года, в воскресенье, Жозефина умерла в Мальмезоне от воспаления легких. Ей было пятьдесят лет. Пятью днями ранее она прохладной ночью после бала вышла прогуляться с царем Александром. «Она… поехала бы со мной на Эльбу», – позднее сказал Наполеон, объявивший на острове двухдневный траур. (В 1800 году он почтил Джорджа Вашингтона десятью днями траура.) Мадам Бертран, сообщившая ему новости, впоследствии отметила: «Выражение его лица не переменилось. Он лишь воскликнул: “А! Теперь она счастлива”»{2797}. Последнее из известных его писем Жозефине написано годом ранее: «Прощай, любовь моя: скажи, что ты в порядке. Мне сообщили, что ты толстеешь, как женушка нормандского крестьянина. Наполеон»{2798}. Этой вольностью закончился один из, пожалуй, ярчайших романов в истории. Жозефине не хватало даже ее огромных доходов, но она смирилась со своим положением бывшей императрицы. Наполеон гадал, не Жозефина ли приносила ему удачу, и суеверно констатировал, что перемена в его судьбе совпала с разводом. В ноябре в беседе с гостями, двумя членами английского парламента, Наполеон выразил удивление тем, что Жозефина умерла, по-видимому, обремененная долгами: «И, кроме того, я ежегодно оплачивал ее счета от портных»{2799}.

В начале августа из Рима приехала государыня-мать, чтобы разделить участь сына. Кэмпбелл нашел ее «очень приятной и естественной. Пожилая леди очень красива, среднего роста, с хорошей фигурой и свежим цветом лица»{2800}. По воскресеньям она ужинала и играла с Наполеоном в карты, и, когда она жаловалась, что он жульничает, сын отвечал ей: «Вы богаты, матушка!»{2801} Через три месяца приехала Полина – единственная из навестивших его братьев и сестер. В обеих своих резиденциях Наполеон отделал покои для Марии-Луизы и короля Римского: либо жест отчаянного оптимизма, либо циничный пропагандистский ход, либо то и другое сразу. 10 августа Мария-Луиза написала ему, что, хотя она пообещала вскоре присоединиться к нему, ей пришлось, уступая желаниям отца, вернуться в Вену{2802}. 28 августа Наполеон написал последнее из 318 сохранившихся писем к ней – в часовне Мадонна дель Монте, в Марчиане на горе Монтеджове. Письмо отличается обычной для него топографической точностью: «Я в часовне на высоте 1168 метров над уровнем моря, в центре ореховой рощи, откуда во все стороны открывается вид на Средиземное море. Государыня-мать осталась в деревне, лежащей на 292 метра ниже. Это чрезвычайно приятное место… Я мечтаю увидеть тебя и моего сына». Письмо заканчивается так: «Прощай, мой друг Луиза. Всецело твой Нап[олеон]» («Adieu, ma bonne Louise. Tout à toi. Ton Nap»){2803}. Увы, к тому времени Мария-Луиза нашла спутника для поездки в Вену: им стал бравый одноглазый граф Адам фон Нейпперг, австрийский военачальник, которого Наполеон разбил в Богемии в 1813 году. О Нейпперге отзывались как о «ловком, деятельном, до кончиков ногтей светском человеке, опытном царедворце, превосходном музыканте»{2804}. В юности он сбежал с замужней женщиной, а к тому времени, как ему поручили заботиться о Марии-Луизе, сам был женат. К сентябрю они стали любовниками{2805}.

Часовня Мадонна дель Монте (сейчас туда можно подняться, совершив почти пятикилометровый поход) – романтическое, уединенное место с чудесными видами на бухты и бухточки, откуда различимы очертания и Корсики, и материковой Италии. 1 сентября приехала Мария Валевская с Александром, четырехлетним сыном Наполеона, и они провели на острове несколько дней. В 1812 году Мария развелась с мужем, а теперь утратила неаполитанские владения, подаренные ей Наполеоном перед свадьбой с Марией-Луизой. Но преданность привела ее, хоть и ненадолго, на Эльбу. Когда генерал Друо сообщил Наполеону, что его тайна открыта и на острове ходят слухи (мэр поднялся на гору, чтобы выразить почтение женщине, которую все сочли императрицей), Марии пришлось покинуть остров{2806}.

В середине ноября Наполеон дал первое из нескольких интервью посетившим Эльбу английским аристократам и политикам-вигам и четыре часа беседовал с вигом-парламентарием Джорджем Венейблс-Верноном и его коллегой Джоном Фэзэкерли. В начале декабря он дважды встретился с виконтом Эбрингтоном, с которым провел суммарно шесть с половиной часов, а в канун Рождества беседовал с будущим премьер-министром лордом Джоном Расселом. Еще два англичанина, Джон Макнамара и Фредерик Дуглас (последний – сын министра лорда Гленберви), посетили Наполеона в середине января. Все эти собеседники – люди умные, опытные и с большими связями – поражались цепкости ума Наполеона и его желанию говорить обо всем, в том числе о походах в Египет и Россию, о своем восхищении палатой лордов и надеждах на появление такой аристократии и во Франции, о планах сохранения колоний посредством многоженства, о вероломстве русского царя, о «большом таланте» Веллингтона, о Венском конгрессе, о бесталанности эрцгерцога Карла Австрийского и итальянцев («ленивые и изнеженные»), о смерти герцога Энгиенского и Пишегрю (ни в том ни в другом случае он не признал свою вину), о бойне в Яффе (признал вину), о короле Фридрихе-Вильгельме III («капрал»), о талантах своих маршалов, об отличии гордости англичан от гордыни французов, о своем счастливом спасении от обрезания в Египте{2807}.

«Они храбрецы, эти ваши английские солдаты, – сказал Наполеон однажды. – Они стоят больше других»{2808}. Британцы рассказывали, что Наполеон «говорил с большой живостью, благодушием и учтивостью» и оправдывал свои поступки, при случае напомнив, что он не сжег Москву, но англичане в августе того года сожгли Вашингтон{2809}. Наполеон, возможно, пытался произвести хорошее впечатление, чтобы в итоге переехать в Лондон, но его ум и прямота способствовали тому, что гости перестали держаться настороже. «А меня, – часто повторял Наполеон, – все это больше не волнует. Мои дни сочтены». Или: «Я мертв»{2810}. Тем не менее Наполеон подробно расспрашивал о популярности Бурбонов и о дислокации английских и французских частей на юге Франции.

Он спрашивал обо всем этом и Кэмпбелла, и в октябре 1814 года комиссар предупредил лорда Каслри, что Наполеон, возможно, подумывает о возвращении{2811}. Однако английский флот не усилил охрану, и Наполеона продолжал сторожить один-единственный фрегат «Partridge». Наполеону даже позволили сделать 16-пушечный бриг «L’Inconstant» флагманским кораблем ВМФ Эльбы.

15 сентября 1814 года великие державы по инициативе Меттерниха и Талейрана открыли Венский конгресс, рассчитывая уладить основные разногласия (о судьбе Польши, Саксонии, Рейнского союза, а также Мюрата в Неаполе). После без малого четверти века войн и революций карту Европы предстояло перекроить, и у каждой державы имелись на сей счет пожелания, которые ради установления всеми ожидаемого прочного мира, было необходимо учесть{2812}. Падение Наполеона обострило давние территориальные споры, но, хотя конгресс формально продолжался до июня 1815 года, к несчастью для Наполеона, проект соглашения по всем важнейшим вопросам был готов к концу февраля, когда бывший император решил бежать с Эльбы.

Неизвестно, когда именно Наполеон задумал эту попытку вернуть себе трон, но после воцарения в мае 1814 года, под охраной союзнических армий, Людовика XVIII он пристально следил за казавшимися бесконечными ошибками Бурбонов. Наполеон постепенно уверился в мысли, что вскоре Бурбонов ждет «ливийский ветер»: неистовый, достигающий огромной скорости сирокко, который, как считалось в те времена, зарождается в Сахаре{2813}. Хотя [4 июня] Людовик XVIII подписал хартию, гарантировавшую гражданские широкие права, королевское правительство не сумело избавить французов от опасений, что оно втайне желает возродить Старый порядок. И действительно: официально шел девятнадцатый год правления Людовика XVIII, будто он занял престол сразу после смерти своего племянника в 1795 году и все, что произошло после (Конвент, Директория, консульство, империя), было просто отклонением от законного порядка. Бурбоны согласились с тем, что Франция должна вернуться к своим границам 1791 года, то есть уменьшиться с 109 до 87 департаментов{2814}. И либералов и республиканцев злило повышение акцизов (droits réunis), как во времена Старого порядка, и рост цен на продовольствие, а также отчасти восстановленные дореволюционное могущество и престиж католической церкви{2815}. В Ренне прошли официальные церемонии в память «мучеников»-шуанов. Прах Людовика XVI