Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь - Рафаэль Сабатини

Милях в пяти от острова курсом ост шли три больших красных корабля; под порывами крепкого ветра они сильно кренились на один борт – так, что даже были видны их белые днища.

Вскинув подзорную трубу, де Берни пристально рассматривал их в течение нескольких секунд. И хотя ни на одном из них не было флага, де Берни знал, что это за корабли.

Когда де Берни на мгновение опускал трубу, его узкое лицо осенялось недоброй улыбкой. Понаблюдав еще какое-то время за кораблями, он наконец оживился и с решительным видом повернулся к Пьеру.

– Через час они будут на траверзе острова, – заметил он. – Нельзя терять ни минуты.

В лагерь они вернулись так же внезапно, как и ушли. Их отсутствие длилось не больше часа. Остановившись возле хижины, де Берни отдал подзорную трубу Пьеру, и тот унес ее к себе в палатку. Затем француз вошел в хижину; майор уже был там, – борясь с дремотой, он сквозь прищуренные веки наблюдал за мисс Присциллой, которая занималась шитьем. Чувствуя на себе их озабоченный взгляд, он подошел к стене и снял шпагу с портупеей.

– Что вы делаете? – спросила его девушка.

– Судя по тому, откуда повеял ветерок, надо быть ко всему готовым… – сказал француз и, надев через голову инкрустированную серебром портупею, закрепил ее на плече. – Так-то будет лучше, это внушает уважение и побуждает к учтивости.

Удовлетворенные его объяснением, чему во многом способствовали улыбка и непринужденный тон де Берни, они спокойно проводили его взглядом.

Выйдя из хижины, де Берни остановился. Он сознавал всю серьезность принятого им решения, и ему захотелось сказать последнее слово мисс Присцилле и отдать кое-какие распоряжения майору на тот случай, если с ним случится беда. Но после короткого раздумья он направился к палатке метиса.

– Пьер, если со мной случится что-то серьезное, позаботься о мисс Присцилле.

В темных бархатистых глазах метиса мелькнула тревога.

– Господин, вы решили драться! А может, лучше обождать? Разве нельзя придумать что-нибудь другое?

– Это самое верное решение. К тому же я просто обязан так поступить.

– Верное? – переспросил Пьер. – Очень жалко, но для вас оно не такое уж верное!

– Да нет, черт возьми! Вернее и быть не может!

Пьер схватил руку хозяина и поднес ее к губам.

– Храни вас Бог, господин, – произнес он и поклонился.

Де Берни погладил его по голове.

– Не робей, мой мальчик! – сказал он и твердым шагом ушел прочь.

Поискав Тома Лича, он в конце концов нашел его вместе с Уоганом в полусотне метров от буканьерского лагеря.

Де Берни дружески, и даже залихватски, поприветствовал их. Однако доброжелательства в глазах Тома Лича он не заметил.

– Что тебе здесь нужно? – настороженно прогнусавил капитан.

– Что мне нужно? – переспросил его де Берни, притворившись удивленным, хотя на самом деле он был очень доволен тем, что его появление разозлило капитана, так как именно на это он и рассчитывал. – Что мне нужно?.. – снова спросил он и, подняв брови, изобразил на лице недоумение.

Его дерзкое поведение должно было только подлить масла в огонь. И Лич, готовый вспыхнуть как порох – только спичку поднеси, решил, что, если быть похитрее, ему наверняка удастся осуществить то, что сорвалось вчера.

– Да, что тебе нужно? Если ты опять пришел скандалить, лучше сразу убирайся.

«Лучшего и не придумаешь», – подумал де Берни и, приняв вызывающий вид, приблизился на шаг к Личу – под неусыпным оком Уогана.

– А ты не очень-то любезен, Том, – сказал он.

Лич не поверил своим ушам – ведь еще вчера француз вел себя как последний трус. Однако капитан остался верен избранной тактике.

– Любезен? А с чего мне с тобой любезничать? – возразил он и сплюнул, желая подчеркнуть свое презрение к нему.

– О, неужели не с чего? Честное слово, Том, ты ведешь себя на редкость вызывающе!

– Вызывающе! О‑го-го! Месье считает, что я веду себя вызывающе! Ты, как и все твои бравые сородичи, привык прятаться за чужие спины: пускай, мол, другие грызутся, а сам – в кусты.

– И ты действительно в этом уверен?

– Не слепой – вижу.

Тут в разговор решил вмешаться Уоган:

– Ну чего вы, в самом-то деле! Лучше вспомните про караван и помиритесь, как старые добрые береговые братья, – ради общего-то дела!

– Я этого только и жду, Уоган, – сказал де Берни. – Это мое самое искреннее желание… Вчера своими словами Том оскорбил мою честь. И если сейчас он возьмет их обратно, я готов все забыть.

Зная взбалмошный характер Лича, он очень надеялся, что капитан первый бросит ему вызов. И его надежда оправдалась.

– Его честь! – насмешливо воскликнул Лич. – Твою честь! Тебе ли говорить о чести!

Он расхохотался и подмигнул Уогану, чтобы тот разделил с ним радостный смех, прозвучавший как оскорбление.

Но здоровяк-ирландец, как ни странно, был серьезен. В его глазах мелькнула тревога. Хотя лицо казалось по-прежнему гордым, как и голос де Берни, когда француз спросил:

– Не скажешь ли, капитан, что это тебя эдак рассмешило?

– Ты, черт бы тебя побрал! Ты со своей честью, трус вонючий!

Мгновение спустя Лич пошатнулся, получив увесистую пощечину, которой неожиданно наградил его француз. Понимая, что дело зашло слишком далеко и слов Лича оказалось больше чем достаточно, де Берни проделал все так быстро, что Уоган и глазом не успел моргнуть.

Едва устояв на ногах, растерянный и взбешенный, Лич отступил на пару шагов. Его лицо побелело как полотно, глаза полыхнули дьявольским огнем. Он принялся расстегивать камзол.

– Клянусь всемогущим Господом! Сейчас я выпущу из тебя кишки, мерзкая гадина, чтоб ты знал!..

– Стой, капитан! Пресвятая Дева! Стой же! – крикнул Уоган.

Лич тут же набросился на него:

– Ты что, думаешь, я собираюсь терпеть оплеухи от всяких проходимцев? Я успокоюсь только тогда, когда выпотрошу его, как вонючую курицу!

На губах у него выступила пена, глаза безумно сверкали.

В отчаянии Уоган стал ломать себе руки. Он попробовал удержать капитана, но тщетно: тот, разразившись проклятиями, грубо отпихнул его. Уоган растерянно смотрел на де Берни:

– Чарли! Послушай, Чарли! Зачем ты…

Но де Берни, следуя примеру Тома Лича, уже расстегивал свой фиолетовый камзол.

– Я не мог поступить иначе. Ты сам видел, Уоган. Или думаешь, я должен был и дальше терпеть оскорбления от этого сукиного сына?

Лич в изумлении замер на месте. Еще никто не осмеливался унизить его до такой степени… И этот французишка, который еще давеча сносил его оскорбления безропотно, как трусливый заяц, будет последним, от кого он слышит подобные дерзости!