Всеобщая история религий мира - Вольдемар Карамазов

Храм Св. Софии. Внутреннее убранство

Афанасий Афонский

Но характерно, что в этом расцвете культуры слабее всего христианские мотивы. В самой Византии, в последние века ее существования, мы видим неожиданный возврат к чистому эллинизму, к философским вопросам. Опять – но уже в новой форме – возродилось прежнее раздвоение между христианством и эллинизмом. Раньше это был конфликт, из которого христианская мысль вышла победительницей путем творческого усилия. Теперь не могло быть даже конфликта, поскольку христианство не отвергалось и не критиковалось.

Византийское философское «возрождение» развивается рядом с христианством, параллельно ему, как совсем автономная сфера. Михаил Пселл – один из «зачинателей» византийского периода философии в конце XI в. Его облик чрезвычайно характерен для нового «гуманистического» духа, появляющегося в Византии. О природе Бога он учит по Орфею, Зороастру, Аммону, Пармениду, Эмпедоклу, Платону. Кажется, что разрыв с богословием проведен до конца. Но это не мешает ему писать богословские трактаты в самом благонадежном и классическом духе.

Ватикан

Но все, о чем говорилось до сих пор, относится к «верхнему» слою византийской церкви, к тому ее пласту, который был крепко связан церковно-политической идеологией, окончательно утвердившейся в Византии после «Торжества Православия». В X в. возникает богословие св. Симеона Нового Богослова (949-1022 гг.), жизнь которого описал его ученик Никита Стифат. От него дошли до нас гимны, письма, аскетические и богословские трактаты. Это специфически-монашеское богословие, посвященное целиком описанию озарений, мистических созерцаний, того «причащения Божественного Света», которое от начала составляет цель монашеской аскезы.

С того же X в. главным центром византийского монашества, центром «умозрительного» течения в православном богословии становится «Святая Гора» – Афон. Таковым он остается до наших дней. Заселение Афона отшельниками начинается очень рано, возможно с IV в. Тут тоже история монашества прошла через все фазы своего развития: отшельничество, затем «лавры», соединяющие одинокую аскезу с некоторым общением, и, наконец, монастыри со строго регулированной уставом жизнью. Основателем такого уставного монашества на Афоне считается преп. Афанасий Афонский, при котором возникает знаменитая лавра, названная его именем (960 г.). В XII в., при императоре Алексее Комнине, Афон уже окончательно «санкционируется» как общепризнанный центр византийского монашества.

Сюда и сходятся все те нити «умозрительного» богословия, которым от ранних «отцов Пустыни» живет восточное монашество, и Афон в поздневизантийскую эпоху оказывается средоточием напряженной богословской жизни. И ничто не вскрывает так раздвоения богословского сознания в Византии, всего различия между «официальным богословием» и богословием опытным, как споры об исихазме, начавшиеся на Афоне в XIV в.

Внешне спор шел о почти «технических» вопросах аскетического делания – о так называемой исихии, или подвиге молчания, через которое совершается «собирание ума» и достигается созерцание Божественного Света. Но очень скоро в нем поставлен был основной вопрос: что созерцает, что видит, чему приобщается подвижник.

На защиту исихастов и выступил св. Григорий Палама (1296-1359 гг.), афонский монах, а позднее архиепископ Солунский, несомненно, величайший византийский богослов. Католические историки часто хотели доказать, что его учение в истории православного богословия было неслыханной новизной и выражало все крайности восточной мистики. Но, как показали недавние исследования о нем, он только завершает, творчески обновляет основную линию православного понимания христианства.

Это понимание состоит в том, что Бог действительно присутствует в мире, что мы постигаем его, соединяемся с ним не путем абстрактных умозаключений, а онтологически. Здесь – в этой защите реального соединения с Богом – и заключался смысл учения Паламы о «божественных энергиях», которыми пронизан мир и благодаря которым мир, не сливаясь с Богом, соединен с ним. Вот это течение и оказалось главным и самым ценным в духовном наследии Византии. Константинопольские соборы 1351 и 1368 гг., утвердившие паламизм в качестве истинного выражения церковной веры и причислившие к лику святых самого Паламу (его памяти посвящено второе воскресение Великого поста), являют собой подлинный духовный итог византийского православия.

К. Витторе. Спаситель, благословляющий четырех апостолов

По мере ослабления центральной власти в Византии патриархи Александрийский, Иерусалимский и Антиохийский обрели церковную независимость, а после падения в 1453 г. Византийской империи они стали главами самоуправляющихся (автокефальных) православных церквей.

В дальнейшем, в основном в XIX-XX вв., образовались и другие православные церкви: Русская, Грузинская, Сербская, Болгарская, Румынская, Кипрская, Польская Элладская (Греция), Чешская, Албанская, Украинская, Американская и др. При всей независимости автокефальных церквей их связывает общность вероучения, основных норм церковной жизни и главных элементов обрядности. При этом богослужебный уклад каждой из них имеет национальные различия (в языках, на которых ведется богослужение, в культе местных святых, существуют свои религиозные праздники и т. д.).

К моменту падения Византийской империи в восточное христианство давно уже вступила, усилилась и приобрела самостоятельное значение новая «стихия» – славянская. И этот быстрый рост славянского христианства начинает в истории православной церкви новую и чрезвычайно важную главу. В жизни Византии славяне появились рано и долгое время оставались как угроза. В VII в. славяне заселяют ранее ими же опустошенные древние римские провинции – Иллирию, Фракию, Македонию. В конце VII в. они были порабощены тюркскими племенами болгар, но затем, как это случилось позднее и с варяжскими завоевателями восточных славян, последние сами «славянизировались».

Кирилл и Мефодий

Почти у самого Константинополя возникло мощное болгаро-славянское государство, почти непрекращающейся войной с которым наполнен весь «иконоборческий» век. И неизвестно, как разрешилась бы для Византии эта новая и грозная «славянская проблема», если бы во второй половине IX в. не произошло то событие, которое и составляет подлинное начало славянской главы в истории православия – «перевод» христианства на славянский язык святыми братьями Константином (который в монашестве получил имя Кирилл) и Мефодием.