Россия в годы Первой мировой войны. Экономическое положение, социальные процессы, политический кризис - Ю. Петров

В 1916 г. активизировалась деятельность меньшевиков в Государственной думе. 10 февраля 1916 г. Чхеидзе вновь напомнил, что либо власть под напором всех общественных сил перейдет в руки народа, либо России предстоит пойти по пути разложения и экономического вырождения, так как спасти страну может лишь сам народ. Традиционно отвергая проект государственного бюджета на 1916 г., Скобелев назвал его «двусмысленной и тройной бухгалтерией» и выразил уверенность, что пробьет час, придет демократия и тогда будущее России будет наконец в настоящих руках.

После летнего перерыва Дума возобновила заседания лишь 1 ноября, и сразу грянул гром, когда Милюков с известной долей демагогии произнес свою знаменитую речь, заклеймив политику правящих «верхов» либо как глупость, либо как измену. В тот же день (еще до Милюкова) резко выступал Чхеидзе, ребром поставив перед депутатами вопрос: либо вы с народом против правительства, либо с правительством против народа? 4 ноября эстафету критики власти принял Скобелев, который затем 19 ноября вместе с Хаустовым, Чхенкели и трудовиками участвовал в обструкции, устроенной левыми депутатами премьеру А.Ф. Трепову, причем все они и Чхеидзе были исключены Родзянко из думской работы на восьми следующих заседаний.

8 декабря снова отличился отбывший срок наказания Чхенкели, доказывая, что настоящим законодателем в России является правительство, а не Дума, которую он под смех аудитории назвал «вермишелистами» (мелкие второстепенные и даже третьестепенные законы в России презрительно называли «законодательной вермишелью»). Закончил же Чхенкели свое выступление словами: «Мы идем к неминуемой катастрофе, если все останется по-старому… Мы упираемся в тупик, откуда один выход — революция». Скобелев же вместе со многими другими депутатами протестовал против недопущения московскими властями 9 декабря 1916 г. проведения в Первопрестольной общероссийских съездов Земского союза и Союза городов. Не будет преувеличением сказать, что никогда раньше члены меньшевистской фракции Думы не выступали так часто и так резко, как в ноябре-декабре 1916 г., причем от них порой не отставали не только либералы, но даже некоторые правые. Россия выходила на финишную прямую к новой после 1905 г. революции.

Меньшевики были важной составной частью всего демократического лагеря страны, используя для настоящей «осады» правительства возможности и Государственной думы, и ВПК, и немногочисленных еще сохранявшихся в России легальных общественных организаций. Они выступали за скорейшее прекращение войны при условии заключения справедливого демократического мира между всеми воюющими странами, требовали ликвидации царизма и полной демократизации России, отводя главную роль в этом процессе рабочему классу и демократической интеллигенции. Их лозунгом было и достижение равноправия всех населявших ее народов. В отличие от многих западноевропейских социалистических партий меньшевики никогда не были «ручными» для властей, «игрушечными» революционерами, оставаясь в целом марксистами, социалистами и интернационалистами.

К началу войны эсеры так и не смогли оправиться от шока, вызванного в 1908 г. разоблачением руководителя террористической Боевой группы партии Евно Азефа. Это еще больше усиливало сомнения в том, что эсеровская тактика бойкота Государственной думы якобы лучше всего служит делу подготовки новой революции в России, а вера в крестьянскую общину и потенциальный коллективизм ее членов остается основой всего социально-экономического курса этой партии. Правда, в ней появилось и набирало силу правое, «починовское» (от названия парижской группы «Почин») крыло во главе с доктором философии Н.Д. Авксентьевым и И.И. Бунаковым (Фондаминским) с их ставкой на крестьянскую кооперацию при полном отказе от политического терроризма. Это позволило ПСР расширить в 1912–1914 гг. свое влияние на рабочих, особенно в Петербурге, но начавшийся процесс перестройки всей ее деятельности имел и своих противников, и был еще далек перед войной от завершения.

К уже упоминавшемуся выше Венскому конгрессу II Интернационала, намеченному на август 1914 г., ПСР подготовила, как было принято, доклад, где говорилось, что она, увы, похожа на армию, рассеянную маленькими отрядами и ведущую партизанскую войну, причем отдельные группы или даже отдельные ее члены действуют по своей инициативе и на свой страх и риск. В итоге ПСР встретила войну без единой стратегии и тактики, в обстановке идейного и организационного разброда и шатаний. У нее не было ни постоянно действующего ЦК (была лишь Заграничная делегация партии), ни регулярно выходящей общепартийной газеты, а ее руководитель 40-летний В.М. Чернов, уже много лет находившийся в эмиграции, был человеком совсем другого склада, чем, например, Ленин.

Чернов вышел из самарских дворян (хотя отец до этого был крепостным), закончил гимназию и имел незаконченное высшее юридическое университетское образование. Он испытал на себе сильное влияние народовольчества, в 21 год уже был арестован за оставшуюся не доказанной принадлежность к партии «Народное право», но в 1895 г. освобожден под залог, выйдя из тюрьмы убежденным социалистом. В дальнейшем вел революционную работу среди рабочих и крестьян, а в 1899 г. легально выехал с семьей за границу.

В начале XX в. Чернов заложил философские и социологические основы неонародничества, стараясь соединить его с марксизмом, и разработал теорию некапиталистического развития российской деревни и программу социализации земли. В декабре 1901 г. он оказался у истоков эсеровской партии, разработал ее программу, с 1903 по май 1909 г. был членом ЦК ПСР, добровольно выйдя из него в связи со скандальным делом Азефа. Осенью 1905 г. Чернов возвратился в Россию, а затем вновь перебрался за границу, где и находился до апреля 1917 г. Роль Чернова в истории ПСР была поистине огромна. Он был талантливым литератором и идеологом, блестящим полемистом. Однако у него никогда не было достаточной твердости в отстаивании своих взглядов, и в политике он был всегда мягок и уступчив, а партийное единство превращал в некий фетиш. При этом указанные личные особенности Чернова лишь усугубляли сложное положение и начавшийся уже в самом начале войны раскол ПСР на «оборонцев» и интернационалистов.

В последней декаде августа 1914 г. раньше, чем большевики и меньшевики, группа эсеров-«заграничников» сумела провести в местечке Божи (Швейцария) представительное по составу участников совещание, где обсуждались вопросы о характере войны и задачах эсеров на родине. В нем участвовали Чернов, старый народоволец М.А. Натансон, Авксентьев, А.А. Аргунов, Фондаминский и др. При этом последние трое, нисколько не идеализируя политику царизма, но считая, что союзники России по Антанте будут смягчать крайности его политики, выступали как сторонники обороны страны от Германии и Австро-Венгрии, а борьбу с российской властью допускали лишь в таких формах, которые не повредят защите страны от внешнего врага. При этом в Божи сторонники «оборончества» были в большинстве.

Натансон же и Чернов, напротив, подчеркивали свой интернационализм и заявляли себя сторонниками поражения царизма, без чего, по их мнению, трудно было представить себе подготовку новой революции на родине. При этом Чернов прямо говорил, что поражение России будет поражением только правительства, а не всей русской нации, тогда как ее победа приведет, образно говоря, только к появлению российского флага еще и над Константинополем. Поэтому лидер эсеров призывал протестовать против любой формы национализма, как это делают в Германии К. Либкнехт и Р. Люксембург. Нашим лозунгом, сказал он, должно быть торжество «третьей силы», т. е. восстановленного II Интернационала, и всей европейской демократии, добивающихся всеобщего мира без аннексий и контрибуций.