Искры - Раффи

овладела всеми. Казалось, какое-то бесовское наваждение кружило повсюду и нагоняло ужас на людей.

Чего-то ждали…

По ночам люди не выходили из своих домов. Днем на полевые работы сельчане отправлялись большими группами. Скот пасли на ближних пастбищах. Бедняки роптали на свою бедность, богач был охвачен тревогой за свое достояние. Дороги опустели, караванное движение прекратилось. Горы стали непроходимы. За каждой стеной, за каждым камнем таился лиходей.

Сама природа ожесточилась против человека. После трех лет засухи начался ужасающий голод. Курды уводили детей на торговые площади, умоляли прохожих: «Возьмите их, пусть будут вашими слугами, рабами, кормите только, чтобы они не погибли с голоду». Собака, кошка были в цене, но человеческое дитя не представляло никакой ценности. Улицы усеяны были бледными, тощими, голодными людьми.

Носились тревожные слухи.

В городе Муш изголодавшееся население разгромило казенные амбары. В Ване подожгли свыше тысячи лавок и растаскали товары. Приехавшие в ту ночь издалека крестьяне нагружали своих мулов награбленным имуществом. У подошвы горы Артос, в своем собственном шатре, был убит неизвестными злоумышленниками знаменитый шейх Нехри. В спальню армянского епархиального начальника ворвались громилы и, приложив острие кинжала к его груди, заставили открыть сундук с золотом. В Ванском озере появились челны морских разбойников. Жена шатахского каймакама с двумя малолетними детьми была пленена, увезена в горы. Тысячу золотых требовали за пленных. Правительство было встревожено, как говорится, потеряло голову. Не знали, что предпринять против бедствий. Не успевали подавить беспорядки в одном округе, как в другом возникали худшие затруднения. В Битлисе одна женщина средь бела дня ворвалась в кабинет полицмейстера и выстрелом из револьвера уложила его на месте.

Тревожные были времена!..

Местами возникали внутренние волнения, крупные столкновения. Внезапно появились огромные шайки разбойников и, уничтожив целые деревни, исчезали как привидения. Нельзя было заранее предугадать, откуда может угрожать опасность. Тюрьмы были переполнены заключенными, но беспорядки росли и усиливались. Арсенал Ванской цитадели, склады пороха взлетели на воздух. В ту же ночь был совершен поджог дворца паши, сгорела часть его роскошных палат. Убийствам не было числа и меры. Всяк с ужасом преклонял голову на подушку, не надеясь проснуться утром. Жизни и имуществу угрожала опасность. Люди прятали кинжалы в складках своей одежды, готовясь отразить удар в спину. Среди народа распространялись листовки на разных языках.

Листовками усеяны были все улицы, казалось, будто они падали сверху, подобно бесчисленным градинам. Чего хотели? Чего требовали? — никто не понимал этого. В мечетях и церквах служили обедни, моля о наступлении спокойной жизни. Мулла и священник увещевали негодяев, уговаривая их образумиться. Но из Зейтуна слышались уже отклики мятежа. В Арзруме старались раскрыть какой-то заговор. А в Константинополе в это время были заняты двумя загадочными цифрами — 16 и 61.

Так прошла весна, прошло лето, прошла и осень. Настала суровая зима, глубокий снег закрыл дороги. В продолжение нескольких недель прервано было всякое сообщение во все стороны. Старики уверяли, что такой зимы никогда не видели. В деревнях снег доходил до самых кровель; под снегом рыли ходы, чтобы пройти в соседний дом. Снег сравнял всю землю, покрыв собою холмы и овраги, рытвины и ухабы. Голод распространился также среди диких зверей и птиц. Не находя добычи, они перебрались поближе к человеческому жилью. Густой слой льда сковал родники и речки. Дикие утки и гуси, вмерзли в лед. Люди топили снег, чтобы утолить жажду. Казалось, наступил конец света; казалось, будто земля и небо, человек и зверь — все оледенеет, превратится в одну гигантскую ледяную глыбу.

В одну из таких ночей, недалеко от Кохнашахара, на каменном полу знакомого нам арабского минарета горел огонь. У костра грелась группа вооруженных людей. А у ворот минарета оседланные кони жевали ячмень из мешков, свисавших с их голов.

Тьма окутала землю. Крупные хлопья снега в таком изобилии падали на землю, что казалось, все скроется, все исчезнет под толстым снежным покровом.

Возле лошадей, у стены минарета, сидел человек, закутанный в плащ. Он сидел неподвижно, как статуя, лишь изредка стряхивая снег, густо облепивший его одежду. Глаза его неподвижно смотрели в одну и ту же точку, будто застыли от стужи. Бог знает, что он наблюдал — наблюдал, ни на минуту не отрывая глаз.

Ничто не нарушало немой тишины беспредельной снежной пустыни. Валил снег крупными пушистыми хлопьями и бесшумно ложился на землю. Сидевшие у костра внутри минарета также не издавали ни звука, они безмолвно курили…

Стоявший на часах все еще вглядывался в темноту.

Вдруг там, куда был устремлен его взор, мелькнул огонек. Огненной точкой повис он высоко в воздухе. Если б не красноватый отблеск, можно было принять его за звездочку. Но звезд не могло быть на свинцово-черном фоне пасмурного неба.

Огонек то разгорался, то ослабевал и даже на мгновенье погасал, но через несколько минут вновь появлялся на том же месте.

Стоявший на часах вздрогнул, как это бывает с тем, у кого сильно напряжено внимание.

Почти одновременно с появлением первого огненного язычка, на расстоянии двухсот шагов по горизонтали, показался другой, подобный первому. Эти огоньки, подобно двум полярным звездам, светили один против другого.

Теперь глаза одиноко стоявшего на часах задвигались: он напряженно всматривался то в одну, то в другую точку.

Прошло несколько мгновений. Огненные язычки стали расти, разгораться ярче и приняли форму факелов. Показались руки, державшие их, задвигались женские головы. Эти головы с длинными распущенными волосами походили на фурий. Одна была молодая, другая — старуха. Лицо первой светилось улыбкой, бешенством и яростью дышало лицо другой. Казалось, будто головы с державшими в руках факелами висели в воздухе. Но острое зрение легко могло разглядеть две высокие башни, на которых они стояли. Эти башни расположены были по углам высокого замка.

Видение исчезло мгновенно. Казалось, это была иллюзия, созданная воображением.

Но не так мыслил стоявший на часах. Он встал с места, спокойно накинул узду на лошадь и тихо засвистел. Сидевшие в минарете люди встали на ноги, молча подошли к коням, Через несколько минут всадники исчезли в темноте ночи.

Снег продолжал валить. Поднялся легкий ветер, взметнул снежную пыль. Ветер крепчал, начиналась метель. Сильный мороз точно бритвой резал лицо, уши, руки. Слюна застывала во рту.

Ревела буря, кружила снежные вихри. Она издавала металлические звуки, подобные тем, которые слышатся летом, когда сильный ураган проносится по тяжелым колосьям поспевающей нивы.

Прошел час, другой,

Там, где промелькнули факелы, теперь виднелось еле заметное синеватое пламя. Временами слышался глухой грохот — будто разваливалось какое-то здание. Ветер заглушал