Развороченная могила - Джоан Роулинг

сердито сказала Робин, — но я не хочу, чтобы это было на моей совести, если мы склоним Флору Брюстер ко второй попытке самоубийства!

Теперь, сожалея о своем тоне, Страйк сказал:

— Слушай, я не хотел…

— Не говори, что ты не хотел меня расстроить, — процедила Робин сквозь зубы. — Мужчины всегда так говорят, когда… я зла, а не расстроена. Ты не понимаешь. Ты не знаешь, что это место делает с людьми. Я знаю, и…

Снова зазвонил мобильный телефон Страйка.

— Черт, — сказал он. — Эбигейл Гловер. Лучше ответить.

Робин смотрела на проезжающий мимо транспорт, сложив руки. Страйк ответил на звонок и переключил его на громкую связь, чтобы Робин могла слушать.

— Привет.

— Я, — сказала Эбигейл. — Я получила твое сообщение о прессе.

— Хорошо, — сказал Страйк. — Извини, что сообщаю плохие новости, но, как я уже сказал, я не думаю, что есть какие-то срочные…

— Я хочу спросить тебя кое о чем, — перебила Эбигейл.

— Спрашивай.

— Баз Саксон приходил к тебе?

— Да, — сказал Страйк, решив, что честность — лучшая политика.

— Вот урод!

— Он сам тебе рассказал или…?

— Патрик, блядь, сказал мне! Мой квартирант. С меня хватит. Я сказала Патрику, чтобы он убирался из моей квартиры. Для них это все игра, ублюдки, — добавила она, и Страйк услышал в ее голосе не только гнев, но и страдание. — Мне до смерти надоело быть их гребаным реалити-шоу!

— Я думаю, что новый жилец — это хороший ход.

— Так что тебе сказал Баз? Я готова трахать все, что движется, кроме него, так?

— Он определенно произвел на меня впечатление человека, который затаил обиду, — сказал Страйк. — Но раз уж ты на линии, не могли бы ты ответить еще на пару вопросов?

— Ты не…

Ее голос на мгновение затих, когда мимо остановившегося лендровера с ревом пронеслись два сцепленных грузовика.

— Прошу прошения? — сказал Страйк, повысив голос. — Я на A40, я пропустил большую часть.

— Я сказала, — прокричала она, — не верь ничему, что этот ублюдок говорит обо мне, кроме того, что я его напугала. Я его напугала. Я выпила пару стаканов, и он стал приставать ко мне и к Дэррилу, парню из моего спортзала, и я потеряла голову.

— Понятно, — сказал Страйк, — но когда ты сказала Саксону, что в церкви есть оружие, это было сделано, чтобы напугать его, или это правда?

— Напугать его, — сказала Эбигейл. После некоторого колебания она добавила: — Но я могла бы… они могли бы быть ненастоящими. Я не знаю. Я не могла бы поклясться в суде, что это то, что я видела.

— Так ты видела не пистолет, а пистолеты?

— Да. Ну, так они выглядели.

Теперь Робин повернула голову и посмотрела на телефон в руке Страйка.

— Где было это оружие? — спросил Страйк.

— У Мазу они были. Однажды я зашла к ней в кабинет, чтобы рассказать о чем-то, и увидела, что сейф открыт, а она захлопнула дверцу. Это было похоже на два пистолета. Она странно относится к ферме Чепменов, я говорила. Она часто рассказывала о том, как приезжала полиция, когда там были Кроутеры. Когда я увидела эти пистолеты, я подумала, что ее больше не поймают, но не знаю, может, они и не настоящие, я их только на секунду увидела.

— Нет, я ценю это, — сказал Страйк. — Пока ты здесь, я также хотел спросить…

— Баз рассказал тебе о моем кошмаре?

Страйк колебался.

— Да, но я не об этом хотел спросить, и позволь мне подчеркнуть, что, насколько я понимаю, тот факт, что ты и твой друг пытались предотвратить порку, говорит гораздо больше…

— Не делай этого, — сказала Эбигейл. — Не надо, блядь… не пытайся делать… ублюдки. Мне даже не позволено видеть личные гребаные кошмары.

— Я ценю…

— О, черт побери, — сказал Эбигейл. — Просто отвали. Ты не “ценишь”. Ты ничего не знаешь.

Страйк мог сказать, что она сейчас плачет. Вследствие негромких звуков, доносящихся из телефона, и каменного взгляда напарницы, сидящей рядом с ним, он чувствовал себя не лучшим образом.

— Извини, — сказал он, не очень понимая, за что он извиняется, если только не за то, что впустил Барри Саксона в свой кабинет. — Я не собирался упоминать ничего подобного. Я хотел спросить тебя о сестре Алекса Грейвса, Филлипе.

— А что с ней? — сказала Эбигейл осипшим голосом.

— Ты сказала мне, что твой отец заставил ее есть из его рук, когда мы встретились.

— Да, — сказала Эбигейл.

— Она тогда немного побродила по ферме, да?

— Пришла навестить своего брата, да, — сказал Эбигейл, которая явно старалась звучать нормально. — Что ты делаешь на шоссе A40?

— Еду в Торнбери.

— Никогда о таком не слышала. Ладно, хорошо — я тебя отпущу.

И прежде чем Страйк успел сказать что-то еще, она повесила трубку.

Страйк оглянулся на Робин.

— Что ты думаешь?

— Я думаю, она хорошая, — сказала Робин. — Надо ехать.

Она включила двигатель и, дождавшись перерыва в движении, выехала на дорогу.

Они ехали минут пять, не разговаривая друг с другом. Стремясь создать более благоприятную атмосферу, Страйк наконец сказал:

— Я не собирался вспоминать о ее кошмаре. Я чувствую себя неловко из-за этого.

— И где же эта деликатность, когда речь идет о Флоре Брюстер? — холодно спросила Робин.

— Ладно, — сказал Страйк, теперь уже уязвленный, — я и близко не подойду к чертовой Брюстер, но поскольку ты единственная, кто испытал на себе весь чертов ужас Чепмена…

— Я никогда не называла это “ужасом”, я не говорила, что я пережила военные преступления или что-то еще…

— Черт возьми, я не говорю, что ты преувеличиваешь, насколько все было плохо, я говорю, что если есть свидетель того, что они действительно кого-то убили, я бы подумал…

— Дело в том, — сердито сказала Робин, — что Эбигейл Гловер больше в твоем вкусе, чем Флора Брюстер, поэтому ты чувствуешь себя виноватым из-за того, что расстроил ее, тогда как…

— Что это значит, “больше в моем вкусе…”?

— Поднимается на ноги, поступает на пожарную службу, делает вид, что ничего этого не было…

— Если тебе от этого станет легче, у нее пограничные проблемы с алкоголем и, похоже, она безрассудно распутна.

— Конечно, мне от этого не легче, — яростно сказала Робин, — но ты так недоброжелательно относишься к богатым людям! Ты осуждаешь Флору, потому что она может позволить себе встречаться с Пруденс, и она “сидит на заднице”, в то время как…

— Нет, это о том, что Брюстер занимается искусством вместо того, чтобы…

— Что, если она была настолько психически больна, что не была уверена в том, что реально, а что нет? Ты ведь не спрашивал Эбигейл