Царица поверженная - Маргарет Джордж

Еще в ранней юности я открыла в себе способность предвидеть ход событий. Чаще всего это проявлялось в виде смутного ощущения: «это» произойдет вероятнее, нежели «то». Поскольку мои догадки чаще всего оправдывались, легко было вообразить, что боги наградили меня пророческим даром. Теперь же я понимала: эта способность инстинктивно оценивать происходящее и на основании имеющейся информации делать верные догадки – бесценное качество для правителя.

В тот момент, однако, я не могла догадаться, какой путь изберет Антоний. Казалось, что все факторы, склонявшие его в ту или другую сторону, уравновешивались. Разумеется, мне хотелось, чтобы он не выбрал меч в качестве римского способа решения проблем, а решил жить и стоять до конца вместе со мной. Но только если это не разрушит его окончательно как мужчину.

Итак, я передала Антония в руки богов и в сердце своем оплакала его, как если бы он уже избрал римский путь. Он должен умереть для меня, ибо я обязана делать то, к чему призвана. Я знала (не в силу дара предвидения, а исходя из трезвой оценки ситуации), что Октавиан имеет своих сторонников даже в Александрии. Везде и всегда найдутся люди, недовольные действующей властью и желающие перемен. Есть суровые, но правдивые слова: нет человека, чья смерть не стала бы для кого-то облегчением. Для монарха это справедливо втройне. Ну что ж, я нанесу им удар прежде, чем они соберутся нанести удар мне. Они не решатся действовать, пока не узнают о нашем поражении, значит у меня в запасе есть немного времени.

Я должна приплыть в Александрию одна, оставив пострадавшие суда позади, чтобы их состояние не выдало истинного положения дел. Войти в александрийскую гавань мне следует на великолепно украшенном корабле, как подобает торжествующей победительнице. Да, нельзя выдать ни намека на то, что случилось на самом деле. А из гавани я поспешу во дворец и, не теряя времени, расправлюсь с врагами. За время моего отсутствия они наверняка осмелели и подняли головы.

Самый главный из них – Артавазд, до своего пленения состоявший в союзе с Октавианом. Тот восстановит Артавазда на троне Армении, и тогда наше милосердие обернется насмешкой, брошенной нам в лица.

Ну что ж, предотвратить это я могу. Он никогда не взойдет на свой трон с той самодовольной усмешкой, с какой поднимался по ступеням к нам во время триумфа. Возможно, Антоний остановил бы меня, но его со мной не было.

ЗДЕСЬ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ВОСЬМОЙ СВИТОК

Девятый свиток

Глава 44

Увитая гирляндами «Антония» с отдраенной до блеска золоченой кормой и отчищенными от соли пурпурными парусами горделиво вошла в александрийскую гавань. На палубе я разместила своих придворных в ярких нарядах; под угрозой страшного наказания им было приказано размахивать руками, издавать ликующие возгласы и всячески изображать радость. Я сама, облаченная в церемониальные царские одежды, с короной на голове, стояла около мачты на виду у всех.

Никогда прежде белая башня маяка не казалась мне такой манящей, зовущей домой после долгого и опасного путешествия. Мое тело ныло от усталости, но я обязана была выглядеть бодро. Высшая безмятежность маяка, застывшего в гордой неподвижности над плещущими волнами, придавала мне сил.

Вдоль берега толпились люди. Они громко приветствовали корабль и бросали цветы, отчего поверхность гавани была усеяна разноцветными точками: красными, желтыми, пурпурными и голубыми. На поросшем травой полуострове меня ждали здания дворца. Вдоль прибрежной линии высились белые, как морская соль, дома. Я закрыла глаза и мысленно произнесла слова обета:

«Я обязана сохранить Египет. Птолемеи не должны лишиться его в наказание за военную неудачу римлян. Я сделаю все, что потребуется, дабы сохранить царство для моих детей: смирюсь перед Октавианом, отрекусь от престола в пользу моего сына, заключу любые союзы, чтобы удержать Рим от поглощения моей страны, убью своих врагов. Если понадобится – убью себя. Никакая цена не будет слишком высока. Я не вправе допустить, чтобы правление девяти поколений династии Птолемеев, последних наследников Александра, закончилось на мне. Я сделаю все, что потребуется, не отступлю и не дрогну ни перед чем».

Мы причалили у царской пристани, и я немедленно разослала по всему городу глашатаев с официальным объявлением о победе. Я сама спешно сочинила его в своей каюте.

Я помахала рукой встречавшим и торопливо проследовала во дворец, чтобы скрыться с глаз. Показная часть закончилась, пора приниматься за настоящую работу.

Поднявшись по широким ступеням, я вошла в дворцовый зал, где меня уже ждали Мардиан, Олимпий и дети. Я отбросила протокол, как сорвал свои знаки отличия Антоний, и радостно устремилась им навстречу, обнимая одного за другим. Правда, заключить в объятия Мардиана оказалось не так-то просто: он растолстел еще больше и его уже было не обхватить. Олимпий, забыв о сдержанности, расцеловал меня, Александр прыгнул на шею и чуть не сбил меня с ног, маленький Филадельф обхватил мои колени, Антилл изящно поклонился. Стоявшая чуть в сторонке Селена ласково улыбалась.

А позади нее… Сердце мое замерло, когда я увидела Цезариона.

Пока меня не было, он превратился в мужчину. Разница между четырнадцатилетним мальчиком и нынешним шестнадцатилетним юношей была разительной: когда он устремился ко мне, мне пришлось смотреть на него снизу вверх, а мои ладони буквально утонули в его больших мужских руках.

– Привет, мама, – сказал он.

Голос его тоже изменился. Теперь я чувствовала еще яснее: я должна сделать все, чтобы обеспечить его права. Все, что угодно! Мой сын, молодой царь Египта.

– Ну, Цезарион, – промолвила я, столь ошеломленная его новым обликом, что с трудом находила слова, – я тебя едва узнала. Я скучала по тебе.

Сын мой, как же ты вырос!

– Я тоже скучал, мама. Очень рад, что все закончилось и ты вернулась. Ну, рассказывай. Победа – это великая победа! Много кораблей потонуло? Где Октавиан? Он убит? Вот было бы здорово!

Он засмеялся.

– Не донимай мать расспросами, – строго сказал Олимпий.

Я знала, что у него тоже есть вопросы. Ну что ж, скоро они узнают.

– Все в порядке, – ответила я Цезариону. – Вот подожди, мы удалимся в наши покои, и там я обо всем тебе расскажу. Обо всем…

И только там, в самой дальней из комнат, отослав слуг, за запертыми дверями я поведала им страшную правду. Они выслушали меня молча, не перебивая. Только Цезарион никак не мог удовлетвориться услышанным и хотел увидеть карту с диаграммой сражения: где и какой кавалерийский отряд атаковал, как развертывались легионы…