Дыхание снега и пепла. Книга 2. Голос будущего - Диана Гэблдон

Я приходила сюда каждую неделю, оставляла букет на могиле Мальвы, читала молитву. Ее отец не позволил засыпать могилу пирамидой из камней, он считал этот обряд языческим, но люди все равно оставляли по камешку – просто на память. Я каждый раз находила новые. Не я одна хранила память о Мальве.

У могилы стоял на коленях молодой мужчина и что-то рассказывал покойной. Когда я хотела уйти, он обернулся. Порыв ветра взъерошил короткие волосы, похожие на совиные крылья. Алан Кристи.

Он заметил меня и словно окаменел. Пришлось с ним заговорить.

– Мистер Кристи! – Слова с трудом шли с языка, ведь так я называла его отца. – Сочувствую вашей утрате.

В его глазах мелькнула тревога. Под серыми глазами – такими же, как у отца и у сестры – набрякли синие мешки. Видно, парень почти не спал и пролил много слез.

– А, ну да, – проронил он. – Моей утрате…

Я подошла, чтобы возложить вечнозеленый букет, и заметила на земле заряженный пистолет со взведенным курком. Мне стало тревожно.

– Где вы пропадали? Мы все скучали.

Он пожал плечами, словно это не имело значения. Затем отвел взгляд и смотрел теперь на камень, что мы поставили в изголовье могилы.

– Да так, в разных местах. Но теперь я вернулся. – Хотя Алан всем видом давал понять, что мне стоит уйти, я подобрала юбку и опустилась на колени рядом с ним. Вряд ли он вышибет себе мозги в моем присутствии. Я понятия не имела, что делать дальше. Пока попробую его разговорить. Будем надеяться, что кто-то пройдет мимо.

– Хорошо, что вы дома.

– Ну, да. Я вернулся, – повторил Алан, обращаясь больше к камню, чем ко мне.

Его рука потянулась к пистолету, но я перехватила его запястье. Он удивленно на меня уставился.

– Я знаю, как вы любили сестру и как вас потрясла ее смерть.

Что, что еще сказать? Что обычно говорят людям, которые намерены покончить с собой? Тому Кристи я бы сказала: «Ваша жизнь – слишком ценна, чтобы расстаться с нею, вы нужны нам». А что сказать его сыну?

– Том любил вас обоих. – Интересно, знает ли Алан о поступке отца. Пальцы Алана были ужасно холодны, я обхватила его ладонь обеими руками, пытаясь согреть. Быть может, человеческое участие заставит его изменить решение.

– Но не так, как я любил ее, – тихо сказал Алан, по-прежнему не глядя на меня. – Я любил ее всю жизнь. С того дня, как она родилась и мне дали ее на руки. У нас никого не было, кроме друг друга, – отца отправили в тюрьму, а мать…

– Я знаю, ваш отец рассказывал.

– Правда? А он рассказывал, что нас с Мальвой заставили смотреть на ее казнь?

– Ох… Нет. Может, он сам не знал?

– Знал. Я говорил ему – спустя много лет, когда он послал за нами и привез сюда. Знаете, что он ответил? Мол, это хорошо, теперь мы знаем, что за зло полагается кара, и велел мне запомнить урок. Я и запомнил.

– Сколько вам было лет? – в ужасе спросила я.

– Десять. Мальве только исполнилось два. Она не понимала, что происходит, и звала маму. А маму передали в руки палача. Мальва рвалась к ней и кричала. Я хотел закрыть ей глаза, но мне не позволили. Заставили ее смотреть. А тетя Дарла шептала ей на ухо, что такая участь ждет каждую ведьму, и щипала за ногу, пока малышка Мальва не расплакалась. После казни мы прожили у тети шесть лет. Ей не очень хотелось брать нас к себе в дом, но она сказала, что таков ее христианский долг. Старая карга почти не кормила нас, я сам заботился о Мальве.

Алан умолк. Я тоже. Все, что я могла для него сделать, – дать шанс выговориться. Он выдернул руку из моей и склонился к гранитному камню, на котором кто-то вырезал «МАЛЬВА» неуклюжими заглавными буквами. Это напомнило мне подобные бесчисленные камни на поле Каллодена.

– Лучше нее никого не было, – прошептал Алан, поглаживая камень. – Лоно у нее было как цветок, а кожа такая нежная…

Я похолодела. Неужели они… Господи боже. Меня охватило безысходное отчаяние.

– Она была моей. – Алан вскинул на меня взгляд. – Слышите? Моей!

Он опустил глаза и уставился в землю, рот беспомощно кривился от горя и ярости.

– Старик и представить не мог, что мы значили друг для друга.

Так ли уж и не мог, подумалось мне. Том Кристи признался в преступлении, чтобы спасти ту, кого любил, но ведь он любил и других. Потеряв дочь, то есть племянницу, он бы сделал все, чтобы спасти сына – последнего, в чьих жилах течет его кровь.

– Это ты ее убил, – тихо сказала я.

– Он бы отдал ее какому-нибудь тупому фермеру. – Алан стиснул кулаки. – Я с ума сходил при одной только мысли об этом. Бывало, лежу рядом с ней и, как только подумаю, что она не моя… Такое зло брало. Даже бил ее за это, бывало. Она не виновата, понятно, но я не мог с собой совладать. Я застукал ее с тем солдатом. А потом еще с тем гаденышем, с Хендерсоном. Избил ее, а что толку. Она кричала, что ждет ребенка.

– Ребенок был от тебя?

Он кивнул.

– Мне и в голову не приходило, что у нее может быть ребенок. А следовало подумать, конечно. Моя крошка Мальва!.. Конечно, грудь у нее выросла, и волосы там… Как же я так… Она сказала, ей надо замуж и надо, чтобы муж думал, что ребенок от него. Если солдат не женится, нужен другой. Вот она и ложилась со всеми подряд. Я велел ей прекратить. Пообещал что-нибудь придумать.

– И подговорил ее свалить вину на Джейми? – Меня раздирали ужас, злость и горе. Бедная Мальва, почему ты мне не рассказала? Ну да, она верила только Алану.

Он кивнул и дотронулся до камня. Порыв ветра разворошил листья букета.

– Я подумал, хозяин даст ей денег, чтоб уехала, а я поеду с ней. В Канаду или даже в Индию. – Он говорил нараспев, словно грезил вслух о счастливой несбыточной жизни.

– Так зачем ты ее убил? – воскликнула я. – Как только тебе в голову пришло?

Я вцепилась в передник, чтобы не броситься на него с кулаками.

– Пришлось, – проронил он. – Она сказала, что больше так не может.

Алан часто заморгал, в его глазах стояли слезы.

– Она сказала, что любит вас. И что не может видеть, как вы страдаете. Хотела открыть правду.

Алан закрыл глаза. Его плечи подрагивали, по щекам катились слезы.

– Упрямая ослица! – вскричал он. – Все из-за тебя! Как ты посмела любить кого-то кроме меня?

Алан свернулся клубочком, как маленький, и зарыдал. По моим щекам тоже струились слезы. Какая бессмысленная, напрасная потеря, какой беспросветный ужас. Совладав с собой, я схватила с земли пистолет, дрожащими руками вытряхнула пули и сунула пистолет в карман передника.

– Уходи, Алан, – сказала я сдавленным голосом. – И так слишком много утрат.

Он был оглушен горем и не услышал. Я потрясла его за плечо.