Игра престолов - Джордж Мартин

— Вернулся, — согласилась она, оглаживая его. Тирион спросил, у кого отобрал ее Бронн, Шая назвала Мелкого вассала кого-то из незначительных лордов. — Его можно не опасаться, милорд, — сказала девушка, занимаясь его предметом. — Он не из больших людей.

— А как насчет меня? — спросил Тирион. — Или я гигант?

— О да, — промурлыкала она. — Мой гигант среди Ланнистеров. — А потом уселась на него и на какое-то время почти заставила Тириона поверить в это. Он заснул улыбаясь…

…И проснулся во тьме от рева труб. Шая трясла его за плечо.

— Милорд, — прошептала она. — Просыпайтесь, милорд, мне страшно.

Сонный он поднялся, отбросил назад одеяло. Трубы трубили в ночи, дикий и настоятельный голос их говорил: «Торопись, торопись, торопись». Раздавались крики, стук копий, ржание коней, но ничто не говорило о схватке.

— Трубы моего отца, — сказал он. — Боевой сбор; я слыхал, что Старк находится в дневном переходе отсюда.

Шая растерянно затрясла головой. Глаза ее расширились и побелели.

Тирион со стоном поднялся на ноги и, выбравшись в ночь, крикнул сквайра. Клочья белого тумана тянулись к нему от реки длинными пальцами. Люди и кони двигались в предутреннем холодке: вокруг седлали коней, грузили фургоны, гасили костры. Трубы запели снова: торопись, торопись, торопись! Рыцари поднимались на всхрапывающих коней, латники застегивали на бегу пояса с мечами. Когда он нашел Пода, оказалось, что мальчишка негромко храпит.

Тирион резко ткнул его пальцем в ребра.

— Панцирь, — сказал он, — и быстро.

Бронн выехал рысцой из тумана на коне, в панцире и в видавшем виды шишаке.

— Ты знаешь, что происходит? — спросил его Тирион.

— Мальчишка Старк надул нас на целый переход, — сказал Бронн. — Всю ночь он полз по Королевскому тракту, и теперь его войско менее чем в миле к северу отсюда разворачивается в боевой порядок.

Торопись, звали трубы, торопись, торопись!

— Проверь, готовы ли горцы? — Тирион нырнул в шатер. — Где моя одежда? — рявкнул он Шае. — Сюда. Нет, кожу, проклятие. Да принеси мне сапоги!

Пока он одевался, сквайр приготовил его доспехи. Вообще-то Тириону принадлежал прекрасный тяжелый панцирь, великолепно подогнанный под его уродливое тело. Увы, в отличие от Тириона он пребывал в полной безопасности на Бобровом утесе. Так что карлику пришлось воспользоваться разнородными предметами, полученными от лорда Леффорда: кольчужными калберком и шапкой, воротником убитого рыцаря, поножами, перчатками и остроносыми стальными сапогами. Кое-что было украшено, кое-что нет. Не все предметы подходили друг к другу и сидели на нем так, как следовало бы. Нагрудная пластина предназначалась для более рослого человека, для его большой головы едва отыскали огромный шлем ведерком, увенчанный треугольной пикой.

Шая помогала Поду с застежками и пряжками.

— Если я погибну, поплачь, — сказал Тирион шлюхе.

— А как ты узнаешь? Мертвый-то?

— Узнаю.

— И я так думаю. — Шая опустила огромный шлем на его голову, и Под привязал его к воротнику. Тирион застегнул пояс, отягощенный коротким мечом и кинжалом. К тому времени конюх подвел ему коня, рослого, в столь же тяжелой броне. Тириону нужна была помощь, чтобы подняться в седло; ему казалось, что он весит добрую тысячу стоунов. Под вручил ему щит — толстую доску из тяжелого железоствола, охваченную сталью. Наконец ему подали боевой топор. Шая, отступив назад, оглядела его.

— Милорд восхищает меня.

— Милорд похож на карлика в неподогнанной броне, — ответил кислым голосом Тирион, — однако все равно спасибо за доброту. Подрик, если битва сложится против нас, проводи даму домой. — Отсалютовав топором, Тирион развернул коня и направился прочь. Желудок его свернулся в тугой и болезненный клубок. Позади него слуги поспешно собирали шатер. Солнце уже тянуло вверх свои бледно-пурпурные пальцы из-за восточного горизонта. Густая синева на западе была еще усеяна звездами. Тирион подумал, что в последний раз встречает рассвет, и попытался уразуметь, не свидетельствует ли такая мысль о его трусости. Думает ли о смерти его брат Джейме перед битвой?

Вдали прозвучал боевой рог, глубокая скорбная нота холодила душу. Горцы садились на своих мохнатых коньков, обмениваясь ругательствами и грубыми шутками. Несколько человек показались ему пьяными. Встающее солнце начало сжигать ползучие щупальца тумана, когда Тирион повел свой отряд. Оставленная лошадьми трава отяжелела от росы, словно какой-то бог мимоходом высыпал на землю мешок алмазов. Горцы ехали следом за Тирионом, каждый клан после своего предводителя.

Армия лорда Тириона Ланнистера раскрывалась под лучами зари — словно железная роза, ощетинившаяся шипами.

Дядя его возглавит центр: сир Киван поднял свои штандарты на Королевском тракте. С колчанами у поясов пешие стрелки выстроились тремя длинными шеренгами к востоку и западу от дороги и уже невозмутимо надевали тетивы. Между ними квадратом стояли копейщики, позади них выстроились латники с мечами, копьями и топорами. Три сотни тяжелой конницы окружали сира Кивана и лордов-знаменосцев Леффорда, Лиддена, Серрета и всех, присягнувших им.

На правом крыле была только конница — почти четыре тысячи, — отягощенная весом брони. Более чем три четверти рыцарей находились там, образуя огромный стальной кулак. Командовал им сир Аддам Марбранд. Тирион увидел, как развернулась его хоругвь, когда знаменосец тряхнул ею. Горящее дерево, дым на оранжевом фоне. Позади него затрепетали стяги — сира Флемента с пурпурным единорогом, пятнистый вепрь Кракехолла, бентамский петушок Свифтов и так далее…

Его лорд-отец оставался на холме, где провел ночь. Вокруг него собрался резерв — огромная сила, наполовину конница, наполовину пешие, целых пять тысяч. Лорд Тайвин почти всегда предпочитал командовать резервом. Занимая высокое место, он наблюдал за ходом сражения, вводя свои силы именно там и тогда, когда это было нужно больше всего. Даже издалека его лорд-отец казался великолепным. Боевое облачение Тайвина Ланнистера, бесспорно, посрамило Джейме с его позолоченным панцирем. Огромный плащ, сшитый из бесчисленных слоев золотой ткани, был настолько тяжел, что едва шевелился, когда лорд Тайвин трогался с места, и настолько велик, что закрывал почти все задние ноги коня. Ни одна обычная застежка не выдержала бы подобной тяжести, поэтому великий плащ удерживался на месте парой миниатюрных львиц, изгибавшихся на его плечах, словно готовясь к прыжку. Их супруг, лев с великолепной гривой, полулежал на великом шлеме лорда Тайвина, разрывая воздух лапой и рыком. Все три фигуры были отлиты из золота, а рубины заменяли им глаза. Пластинчатый панцирь лорда Тайвина покрывала темно-пурпурная эмаль, поножи и перчатки были выложены причудливыми золотыми узорами. Налокотники напоминали золотые звезды, все застежки были вызолочены, а красная сталь просто сияла огнем в лучах восходящего солнца.

Тирион уже слышал рокот барабанов противника. Ему вспомнился чертов Винтерфелл и Робб Старк в момент последней их встречи — на высоком престоле отца, с обнаженным мечом в руках. Потом он вспомнил, как на него набросились лютоволки, и вдруг увидел зверей снова — скалящихся, обнажающих зубы перед его лицом. Взял ли мальчишка своих волков на войну? Мысль эта заставила Тириона поежиться.