Бандитский Петербург. 25 лет спустя - Андрей Константинов

В. В.: Сложный вопрос. Я бы нарисовал примерно такую картину: в любом обществе, в том числе и в нашем, есть определенный контингент молодых людей, очень энергичных, амбициозных и агрессивных. И реализация этой агрессии, энергии и амбиций может быть абсолютно разной. Они могут пойти в спорт и реализовывать себя там, могут увлечься экстримом, могут найти работу, где их навыки будут востребованы, а могут замкнуться в псевдореволюционную или террористическую секту и мечтать о том, чтобы изменить весь мир посредством насилия. Могут пойти в преступную группировку и там зарабатывать свой авторитет. От того, какие возможности в данный момент предоставляет общество, и зависит социальная форма, в которую эта энергия и будет превращаться. Когда у нас в девяностые годы был разгул преступности, вряд ли у нас были какие-то революционные секты или экстремистские организации. Вся молодежь шла в рэкетиры, им предоставляли определенную ячейку, доход, возможности какого-то карьерного роста, были жесткая дисциплина, понятия, и, главное, надо было быть жестче и энергичнее: стреляй, а потом уже смотри, куда стреляешь. Потом все это рассыпалось, и, видимо, сейчас идет мутация, только пока непонятно, в какую сторону.

Чего хочется? Чтобы воры и бандиты сидели в тюрьме, спортсмены занимались спортом, те, кто носит погоны, охраняли безопасность нашей Родины и общественный порядок.

А. К.: Разговор у нас получился не очень веселый. Но в конце хочется сказать что-то оптимистичное. Я во всем этом вижу одну для людей приятную составляющую – мне кажется, что интересы среднего класса и простых тружеников все эти потрясения практически никак не затрагивают.

В. В.: Это и хорошо. А власти пусть, хоть с эксцессами и показухой, арестовывают лидеров организованной преступности, которые якобы держат город; сделав это, они теперь берут на себя ответственность за права собственности, за порядок, за благополучие. Теперь уже не на кого свалить, если что-то произойдет. И теперь понятно, с кого спрашивать.

А. К.: Были бы еще возможности этого «спроса»…

Арест Владимира Барсукова обозначил как минимум два вопроса, волнующие многих в Петербурге: что будет с его бизнесом с большой буквы «Б» и как вообще скажется на теневой жизни города удаление Барсукова со сцены. Понятно, что варианты просчитывались самые разные, однако любой прогноз представлялся делом преждевременным.{ В недалеком прошлом при похожих ситуациях случалось, что бизнес дербанился, но бывало и такое, что он (бизнес) дожидался хозяина, как, например, в деле Михаила Мирилашвили.} Не менее сложно было просчитать, кто именно теперь возьмется и сможет выполнять ряд специфических функций, которые раньше замыкались на Барсукова, например функции «коммуникативные». Ведь тот считался своеобразным посредником между теневыми и нетеневыми элитами. Можно как угодно относиться к такому положению вещей, но подобная функция де-факто существует, и кто-то должен ее выполнять. А равнозначных Кумарину фигур, которые могли бы взять на себя это, в Питере почти не осталось.

Есть еще любопытный момент – у Кумарина были не очень хорошие отношения с ворами. Но этот контингент, по имеющейся у меня информации, не сильно обрадовала вся эта история – воры понимали, что отныне к ним будет больше внимания, им придется самим решать какие-то вопросы. А такие вещи увеличивают и риск, и ненужную публичность. Словом, воров такой оборот дела не сильно вдохновил. Так что ситуация возникла очень сложная, и, наверное, не было ни одного человека, который бы абсолютно четко понимал, как она будет развиваться. Не исключена, кстати сказать, и возможность появления людей, которые станут выдавать себя за наследников и представителей Кумарина. Подобным самозванцам вполне по силам замутить воду.

Между тем некоторые специалисты полагали, что преемником Барсукова на питерском хозяйстве мог бы стать порядком подзабытый глава малышевских Александр Малышев, покинувший родину и направившийся на Кипр еще в 1996 году. Напомню, что до вынужденной эмиграции Александр Малышев успел трижды предстать перед судом и провести около восьми лет в изоляции. Последний раз его обвиняли в бандитизме, но ограничились отсиженным за хранение огнестрельного оружия. В 1998 году Малышев получил эстонское гражданство – что называется «кривым образом», за что попал в розыск в 2000-м. Обладателем паспорта на имя Гонсалеса Малышев стал в 1999 году, после того как женился на латиноамериканке. В 2002 году в Германии его арестовали по запросу эстонских властей, но за комфортной прибалтийской решеткой он просидел совсем недолго.

Примечательно, что за все эти годы Малышев не растерял финансовые активы в Санкт-Петербурге, – механизмы, созданные им в конце прошлого века, до сей поры рентабельны. Захватить бизнес Малышева в Санкт-Петербурге никто не отважился – все хорошо помнят, как приходили к нему, согнувшись, а удалялись на четвереньках. Выжившие в потасовках «рыцари» его стола образовали феодальные княжества, признавая, тем не менее, как минимум моральное право Малышева на вето. Тот, кто хотел видеть его лично, мог легко это сделать, прилетев в испанскую Малагу, – в этом курортном дорогом городке любой таксист показал бы его дом.

В самом конце 2007 года король организованных предпринимательских сообществ 1990-х годов Александр Малышев посетил Санкт-Петербург с неофициальным дружеским визитом. Говорят, что товарищеские встречи прошли в теплой, братской обстановке. Дабы не смущать любопытную общественность и правоохранительные органы по пустякам, на аэродроме Александра Ивановича Малышева не встречали официальные лица его характерного прошлого. Тем более что формально в Питер прилетел не Малышев, а подданный Испании Гонсалес. Тем не менее люди знающие уверяли, что помимо прочих Александр Иванович провел ряд рабочих встреч с непростыми должностными лицами ГУВД, на которых заверил, что поднимать свой штандарт над Невой не намерен. Дескать, нет уже ни тамбовских, ни малышевских. Всё это прошлое. Словом, последнее посещение Малышевым Северной столицы было поступком исключительно политическим и скорее демонстрирующим хозяйскую поддержку узкому кругу джентльменов.

А полгода спустя Санкт-Петербург снова прогремел на весь мир. Прогремел как город, породивший тамбовско-малышевскую группировку.

В июне 2008 года в Испании прошли массовые аресты русской мафии. Были задержаны два десятка человек, среди которых оказались сам Александр Малышев и Геннадий Петров. Фамилия последнего широкой общественности практически ничего не скажет, хотя этого человека знают все, кто начинал заниматься бизнесом в столицах с конца восьмидесятых. Между тем именно о Петрове, а не о Малышеве в последние годы писали больше всего, называя его «человеком с кремлевскими связями».

Геннадий Петров, корни благосостояния которого исторически растут из тени Малышева, обязан своим возвышением тем смутным временам, когда спортсмены еще не делили себя на тамбовских и малышевских. Раскол движения произошел на вещевом рынке в Девяткино – не случись той знаменитой разборки, не было бы никакого скандала, связанного с арестами в Малаге. И если бы не миротворчество Павла Кудряшова, который успокаивал народ и в конечном итоге остановил безумство, порожденное всего-то лишь кражей куртки (пусть и кожаной), неизвестно, кто бы в кого в тот день воткнул ножи. И где бы сейчас был Геннадий Петров.