Источник - Айн Рэнд

— Осознание того, что я не добр, не снисходителен сейчас, а просто безразличен. Вас это пугает, потому что вы знаете, что такие истории, как с храмом Стоддарда, требуют расплаты, а вы видите, что я ничем не поплатился. Вас удивило, что я принял заказ. Вы думаете, для этого потребовалось мужество? Вам понадобилось намного больше мужества, чтобы нанять меня. Вот что я думаю об истории с храмом Стоддарда. Я забыл о ней. Вы — нет.

Винанд разжал кулаки. Он расслабился, плечи его обвисли. Он сказал очень просто:

— Что ж, всё верно. Всё, — и тотчас же распрямился, словно принимая неизбежное, сознательно обрекая себя на поражение. — Надеюсь, вы понимаете, что по-своему задали мне трёпку, — сказал он.

— Да, и вы её получили. Добились того, чего хотели. Скажем так: мы квиты и можем забыть о храме Стоддарда.

— Вы очень умны, или я был слишком откровенен. В любом случае вы добились успеха. Ещё никто не вынуждал меня так раскрыться.

— Должен ли я всё ещё сделать то, чего вы ждёте от меня?

— Чего же я, по вашему мнению, жду от вас?

— Чтобы я признал ваши достоинства. Теперь мой черёд уступить, не так ли?

— А вы устрашающе честный человек, да?

— Почему бы и нет? Я не могу признать вашим достоинством то, что вы хотели заставить меня страдать. Но вас устроит то, что вы доставили мне удовольствие, не правда ли? Ну и прекрасно. Рад, что нравлюсь вам. Полагаю, вы осознаёте, что этим я делаю для вас такое же исключение из своих правил, как вы признанием о полученной от меня трёпке. Обычно мне безразлично, нравлюсь я людям или нет. На сей раз мне не безразлично. Я рад этому.

Винанд рассмеялся:

— Вы прямодушны и надменны, как император. Воздавая почести людям, вы лишь возвышаете себя. С какой стати вы возомнили, что вы мне нравитесь?

— Вряд ли вам действительно хочется разъяснений на этот счёт. Вы уже один раз упрекнули меня за то, что слишком раскрываетесь передо мной.

Винанд присел на ствол упавшего дерева. Он ничего не сказал, но в его движении было и приглашение, и требование. Рорк сел рядом, на его лице не отражалось ничего, кроме следов улыбки — весёлой и слегка настороженной, будто каждое слово, которое он слышал, было не только сообщением, но и подтверждением.

— Вы ведь поднялись из низов? — спросил Винанд. — Вы из бедной семьи.

— Да. Откуда вам это известно?

— Из ощущения, что надо быть деликатным, когда что-то вам предлагаешь, будь это просто похвала или целое состояние. Я тоже вышел из низов. Кем был ваш отец?

— Доменщиком.

— Мой был докером. Наверное, кем только ни поработали с юных лет?

— Всё перепробовал. В основном в строительстве.

— Мне пришлось хуже. Буквально всё испытал. Какая работа вам нравилась больше всего?

— Клепать стальные сваи.

— А мне больше всего нравилось быть чистильщиком обуви на пароме через Гудзон. Казалось бы, ненавидеть надо, а мне нравилось. Людей я совсем не запомнил, в памяти остался город. Он был всегда на месте, по берегам, он рос, ждал, я был словно привязан к нему резиновым жгутом. Жгут растягивался, и я попадал на другой берег, потом он тянул меня обратно, и я возвращался. Я чувствовал, что никогда не смогу оторваться от города, а он от меня.

Рорк понимал, что Винанд редко говорил о своём детстве, — его слова были светлы памятью и полны раздумья, не заезженные частым повторением, они звенели, как монеты, ещё не прошедшие через множество рук.

— Вам приходилось голодать, жить без крыши над головой? — спросил Винанд.

— Не раз.

— Вы очень переживали?

— Нет.

— Я тоже. Переживал я из-за другого. Хотелось ли вам, когда вы были ещё юнцом, закричать во всю глотку, не видя вокруг никого, кроме бездарей и лентяев, зная, как много можно сделать, и сделать хорошо, но не имея возможности осуществить свои планы? Не иметь возможности разбить башку этим безмозглым лицемерам. Быть вынужденным подчиняться — а это скверно само по себе, — но подчиняться низшим по духу! Испытывали вы это?

— Да.

— Приходилось ли вам загонять гнев внутрь, копить его в себе и принимать твёрдое решение любой ценой, даже если тебя растерзают на куски, дожить до того дня, когда сам будешь править людьми, распоряжаться всем и вся?

— Нет.

— Нет? Вы позволили себе всё забыть?

— Нет. Я ненавижу некомпетентность. Вероятно, это единственное, что я ненавижу. Но это не порождало во мне желания править людьми. Как и желания учить их чему-либо. Во мне возникало только одно желание — делать своё дело, идти своим путём, и пусть меня растерзают за это, если так надо.

— И вас терзали?

— Нет. Во всяком случае по большому счёту.

— Вы без гнева смотрите назад? На всё, что было?

— Да.

— Со мной не так. Была одна ночь. Меня избили, я дополз до двери — в деталях помню мостовую у себя под носом, вижу, как сейчас; в булыжниках были прожилки, они были испещрены белыми пятнами. Я не чувствовал, как двигаюсь, но должен был чувствовать, что мостовая движется подо мной, должен был видеть, что пятна и прожилки сменяются, и благодаря этой смене я знал, что продвигаюсь вперёд. Мне непременно надо было достичь следующей трещины, другого узора на камнях в паре-другой дюймов от меня; это было непросто, это стоило массы усилий и боли. Я знал, что за мной тянется кровавая полоса…

В его голосе не было жалости к себе, тон был прост, нейтрален, с ноткой лёгкого удивления.

Рорк сказал:

— Я бы хотел помочь вам.

Винанд слабо, невесело улыбнулся:

— Вы наверняка смогли бы. Я даже верю, что это было бы очень вовремя и кстати. Два дня назад я бы задушил любого, кто увидел бы во мне объект сострадания… Вы, конечно, понимаете, что не эту ночь я ненавижу в своём прошлом. Не в ней дело, когда я страшусь оглянуться назад. О ней я ещё могу говорить. О другом невозможно даже упоминать.

— Понимаю. Это другое я и имел в виду.

— И что же это? Назовите.

— Храм Стоддарда.

— Вы хотите помочь мне не мучиться из-за него?

— Да.

— Вы глупец, чёрт бы вас побрал! Да понимаете ли вы, что…

— А вы понимаете, что именно этим я и занят сейчас?

— Каким образом?

— Строя для вас дом.

Рорк видел косые борозды на лбу Винанда. Глаза Винанда, казалось, лишились зрачков, голубизну вымыло из радужной оболочки — на лице остались два белых светящихся овала. Винанд сказал:

— За это вы получаете недурное вознаграждение.

Он увидел, как на лице Рорка возникла, но тут же была подавлена улыбка. Улыбка могла сказать, что неожиданное оскорбление было капитуляцией — более выразительной, чем доверительные речи. Подавленная улыбка сказала, что Рорк не собирается помогать Винанду пережить сдачу позиций.