Катарсис-1. Подноготная любви. Психоаналитическая эпопея - Алексей Меняйлов

— Закрыла.

— Сейчас мы обратимся к твоим внутренним ощущениям. Как ты скажешь: тебе удобней это делать с открытыми глазами или с закрытыми?

— С закрытыми.

— Обрати внимание на свои ноги. Что надо сделать, чтобы им было удобно?

Галя чуть раздвинула ноги.

— Всё — хорошо, удобно.

— Где — на уровне тела — твоя основная проблема?

— …В груди.

— А она в виде чего?

— Она?.. Это… Это — камень.

— А сколько он весит, этот камень? Меня интересует внутреннее ощущение.

— Тяжёлый.

— А всё-таки, сколько?

— Килограммов десять.

— А какой он? Опиши. Какие у него края?

— Неровный. И края острые.

— Однородный? Он по составу однородный или есть какие вкрапления? Слоистость? Или ещё что-нибудь?

— Однородный.

— А он притягивает к себе твою энергию?

— Нет.

— Он тебе нужен, этот камень? Он — твой, или тебе чужд?

— Чужд.

— Мешает?

— Да.

— Скажи, а давно у тебя этот камень?

— Давно.

— Сколько лет?

— Десять.

«Та-ак… — подумал Ал. — Это явно не её Центр с облакопрогонителем… Но, может, она ошиблась в сроке?..»

— Тебе его кто-то подложил?

— Да.

— Мужчина или женщина? Ощущение? — Ал затаил дыхание: так важен был для него её ответ.

— Женщина.

«Та-ак… — облегчённо вздохнул Ал. — Главная её проблема отнюдь не эта якобы любовь… Но зачем в таком случае она мне о ней рассказывала?..» Самое простое объяснение, что эта исповедь была действительно исповедь, ему в голову не пришло.

— То есть это полностью чуждый тебе камень, и ты хочешь от него избавиться, я правильно понял?

— Да.

— Как от него избавиться?

— Выбросить.

— Прекрасно. А через какое место ты его выбросишь?

— Отсюда. — И Галя показала на ямочку у основания шеи.

— Прекрасно. Будешь делать?

— …Не получается, — сказала она через некоторое время.

— А почему? Что-нибудь мешает? Где-то держит? Посмотри внимательно.

— Держит. Сбоку верёвочкой привязан.

— А как от неё освободиться?

— Перер`езать.

— Так. Будешь перерез`ать?

— Уже. — Галя глубоко вздохнула от облегчения, как будто не с души её, а с груди свалился камень не меньше десяти килограммов.

— Камень?

— Вышел.

— И где он? Ты его видишь?

— Нет. Выбросила в форточку.

— Хорошо. А теперь посмотри: где у тебя другая наиболее для тебя значимая проблема?

Далее выяснилось, что и следующая её проблема была с Центром не связана. Возраст её оказался — пять лет, т. е. появилась она задолго до её «любви». Предмет оказался в голове, и от него тоже Галя избавилась через ямочку у основания шеи. Вид и значимость выявленных предметов говорил о том, что на самом деле сердце сидевшей перед Алом женщины вопреки её словам было свободно — что Алу было чрезвычайно приятно. Но раз свободно, раз проговаривание «большой любви» не было работой с травмой, то в таком случае получалось, что этот рассказ был орудием для достижения каких-то целей. Или это был некий заученный урок (заученный в том смысле, что она с другими этим рассказом что-то достигала), или… или она хотела чего-то добиться от него, Ала. Что она выгадывала?

— Какое ощущение в голове? — ровным голосом продолжал он.

— Очень хорошо. Приятно. Вроде как голова посвежела.

— А в груди?

— Хорошо. Тепло. Спокойно.

— Будем заканчивать?

— Да.

— Можешь открывать глаза.

С минуту они сидели молча, смотря на пламя последней догорающей свечи. Ал решал, что делать. И вдруг вспомнил, что у него есть прекраснейшее оправдание сбежать: он же ведь её предупредил, что сегодня лекция!

Ал размашистым движением руки поднёс часы к глазам.

— Ох ты! — воскликнул он. — Ещё чуть-чуть — и я опоздаю! Собираемся! Быстро!

Галя подхватила табуретки, отнесла их на кухню и стала споро одеваться. Ал, уже одетый в свою заслуженную — чтобы не сказать старую — синюю куртку, шагнул к Гале и ласково, но твёрдо обхватив ладонями её лицо, заглянул ей в глаза. Нет, если какими они и были, то только не опасными. Сложные, непонятные, и для него — честные. И вновь, как вчера на перекрёстке, он почувствовал, что она необыкновенно родная-родная. И он, торопясь избавиться от этого небезопасного, наверное, чувства, наклонился и поцеловал её в лоб.

Они вышли и молча, очень быстрым шагом — так, что она едва за ним поспевала, — бросились к метро.

…Каким бы ни казался этот поцелуй в лоб малопримечательным и с происходящим не связанным, но именно он стал для неё наиболее сильным переживанием первого периода — почти двухмесячного. Именно с него она позволила себе начать осмысление происходящего…

На Хаббардовских курсах они встретились через день — уже после окончания их пары.

— Ну как? — первым делом спросил Ал. — Как самочувствие после психотерапии?

— Отлично! — ответила Галя. — То есть настолько хорошо, что я даже не ожидала, что возможно столь сильное изменение самочувствия. Спасибо.

— Что ж, очень рад. В таком случае — с тебя поцелуй, — как бы шутя сказал Ал.

— И не один! — тоже как бы отшутилась Галя.

— Тогда вперёд, — и Ал кивнул в сторону свободного диванчика спрятавшегося за белой квадратной колонной (дело происходило на втором этаже заводского Дворца культуры, в части помещения которого и располагались контора и курсы Церкви саентологии).

Они сели. Публики вокруг почти не было, только выше на галерее холла курили и хихикали одиторы и супервайзеры. Им было не до Ала с Галей.

— Ну?! — как бы строго сказал Ал и, нахмурив брови, чуть наклонился вперёд.

Галя сняла сапожки и с ногами забралась на диванчик. С полминуты, стоя перед Алом на коленях, поцеловать не решалась. Этого времени Алу вполне хватило, чтобы, заглянув ей в глаза, вновь запаниковать от подымавшегося в душе уже в третий раз чувства. Галя наклонилась и ткнулась губами в его правую щеку. Губы оказались холодными, влажными и очень испуганными.

— Ты сказала: и не один… — совершенно серьёзно, без всякой игры сказал Ал.