История Дома Романовых глазами судебно-медицинского эксперта - Юрий Александрович Молин

робкого человека – маска невозмутимой гордости, надежно защищавшая душу от нескромных взглядов.

Немецкие принцессы – как супруги Императоров и Великих Князей в России – традиция давняя, ведущая отсчет с жены царевича Алексея Софии-Шарлотты Брауншвейг-Вольфенбюттельской. Почему это происходило? Первое и главное – из-за легкости перемены религии протестантами (в сравнении с католиками). Второе – родственное немецкое герцогство (королевство), как правило, становилось «Троянским конем» России, выдвинутым в центр европейской политической доски. И третье – немки всегда считались образцовыми женами и матерями – заботливыми, экономными, аккуратными. Классический пример: Мария Федоровна, жена Павла I (до брака – София Доротея, принцесса Вюртембергская).

В конце августа 1840 года Мария выехала в Россию и 8 сентября прибыла в Петербург. Будущая свекровь, Императрица Александра Федоровна, строго наказала фрейлинам невесты: с принцессой говорить только по-русски. Марии повезло с педагогом – преподавать русский язык ей начал знаменитый поэт Василий Андреевич Жуковский, который быстро научил принцессу говорить и писать без грубых ошибок. Его уроки позволили расположить сердце девушки к России, внушить ей сочувствие и уважение к ее народу.

Вместе с Марией приехал в Россию ее младший брат – Александр. Ему, также как сестре, суждено было найти здесь свою судьбу. Он быстро адаптировался при русском дворе и влюбился во фрейлину графиню Юлию Гауке.

Чувства молодых людей друг к другу оказались выше династических традиций. Вопреки воле Николая, влюбленные вступили в законный брак, но были вынуждены покинуть Россию по требованию Императора. От этой семейной пары идет, в частности, родословная графов Маунтбеттенов, к которым принадлежит Филипп, принц Эдинбургский, супруг английской королевы Елизаветы II. Цесаревна тяжело переживала отъезд любимого брата, с которым была неразлучна с рождения. А.Ф. Тютчева (1990) писала, что «она долго и неутешно плакала и впоследствии к ней почти никогда не возвращались веселость и оживление».

Дни, заполненные занятиями, встречами, балами, летели незаметно. Совсем непросто оказалось для Марии привыкнуть к сложному церемониалу Императорского Двора. Не обходилось без колких замечаний и досадных промахов. Императрица, например, могла прийти утром в покои принцессы и, взглянув за ширмы, где стояла кровать, сделать строгое замечание дежурной фрейлине: «Я вижу, что здесь еще “немецкая уборка”, вы этого не позволяйте. Надо, чтобы на кровати ничего не лежало, все постельные принадлежности убирайте в корзину» (Бестужева С., 2002).

Переезд в Россию был сопряжен для принцессы с изменением жизненных стереотипов. Она оказалась в таком блеске роскоши и многолюдье, которые и вообразить не могла. Первые годы пугалась всего: свекрови, свекра, придворных, своей несветскости, неумения произвести впечатление, говорить по-русски, своего «недостаточного французского». Она все время переживала, как бы не доставить неудовольствие мужу, которого любила беззаветно. Цесаревич вел себя по-рыцарски и, как мог, опекал и защищал свою Марию от окружающего неласкового мира.

Николай I был педантом. Все, что касалось придворных программ, соблюдалось им неукоснительно. Он всегда и везде прибывал непременно в назначенное время: входил в церковь с боем часов, появлялся на балу в момент начала, принимал визитеров именно в тот час, когда указал. Император не терпел нарушений регламента и не раз обрушивал свой гнев на нерадивых. Прожив при русском дворе в качестве цесаревны почти пятнадцать лет, Мария Александровна так и не переборола страх перед самодержцем, хотя Николай I ни разу невестку не укорил и ни одного не только грубого, но даже резкого слова не сказал.

Последний месяц 1840 года был ознаменован двойным торжеством: 5 декабря совершилось Таинство Миропомазания принцессы Марии Гессенской, по принятии в лоно Православной Церкви нареченной Великой Княжной Марией Александровной, и на другой день, в именины Государя – обручение ее с наследником. Об этих происшествиях возвестил России Высочайший манифест. Тогда же был образован для Их Высочества придворный штат: гофмейстериной будущей цесаревны назначена статс-дама княгиня Е.В. Салтыкова; фрейлинами – княжна А.Н. Долгорукова и С.М. Дашкова; гофмаршалом, заведующим двором – В.Д. Олсуфьев и управляющим конюшенным отделом в должности шталмейстера – граф И.М. Толстой. Вскоре, по выходе обеих фрейлин замуж, их заменили А.С. Долгорукова и А.Ф. Тютчева.[202]

Мария привыкла не показывать своих чувств, хотя на душе у нее нередко царила грусть. Иногда по вечерам, закрывшись у себя в спальне, она плакала от одиночества. Чтобы осушить слезы и вновь принять вид милой, всем довольной принцессы, она открывала окно и жадно вдыхала свежий невский воздух. Однажды она простудилась и надолго слегла в постель. Александр не отходил от невесты, часто наведывался и сам Император, искренне полюбивший умную и скромную девушку. Болезнь позволила Марии лучше ощутить доброту и тепло ее новых родных. Кризис миновал, вместе со здоровьем возвращались силы, любовь Александра дарила ей надежду на счастье.

Бракосочетание совершилось 16 апреля 1841 года с той знаменитой торжественностью, которая уходила корнями во времена патриархальной древней Руси с ее восточной византийской обрядностью и исконно русским пышным застольем. Камер-юнгфера А.И. Яковлева (1888 г.) вспоминала забавный эпизод, случившийся во время бракосочетания Марии и Александра. На хорах зала, где был выстроен придворный штат, обнаружилась знатная дама в темной кружевной накидке. По приказу гофмаршала Олсуфьева ей было предложено немедленно снять «траурный наряд»… Свадебные торжества продолжались несколько дней, балы сменялись спектаклями, затем следовали парады. Изрядно утомленные новобрачные отправились по традиции в первопрестольную столицу – Москву. «Петербург – русский город, но это – не Россия!» – не уставал повторять Николай I. Именно поэтому он не только исколесил всю страну, но заставлял делать это сыновей и невесток.

Казалось, прошло совсем немного времени, когда на обедне в церкви цесаревне сделалось дурно. Императрица, проводив невестку в ее комнаты, вышла к фрейлинам с радостным известием: «Поздравляю, перешивайте платья Княгини» (Толстая А.А., 1996).

* * *

Скажем несколько слов о доме, в котором прошла большая часть жизни Марии Александровны. В Зимнем дворце, возродившемся из пепла после пожара 1837 года в еще большем против прежнего великолепии, для юной царственной четы приготовлены были покои, некогда занятые супругой Павла I Марией Федоровной. Впервые будущая Императрица вошла в Зимний дворец в апреле 1841 года – шестнадцатилетней девочкой, после венчания в придворной церкви с наследником престола Александром Николаевичем. По воспоминаниям А.И. Яковлевой (1888), покои в Зимнем дворце, назначенные для молодых, выходили окнами частью на Адмиралтейство, а частью на площадь. Половина Марии Александровны состояла из семи комнат – кабинета, уборной, ванной, спальни, большого парадного кабинета, Золотой гостиной и приемного Белого зала, обращенного окнами к Дворцовой площади. Детские комнаты были устроены этажом ниже. Вследствие этого в кабинете была устроена небольшая дверь, ведущая на лестницу. Спуск этот имел