На внутреннем фронте Гражданской войны. Сборник документов и воспоминаний - Ярослав Викторович Леонтьев

активистов, с одобрения Правобережного комитета Украинской партии, было совершено в г. Киеве три покушения на члена Союза Максималистов, т. Я[кова] Гр[игорьевича] Блюмкина, бывшего члена партии Л.С.Р.

Окружив ничего не подозревавшего т. Блюмкина в одной из глухих окраин г. Киева, группа активистов в первый раз безуспешно дала по нем<у> восемь выстрелов. Во второй раз, через несколько дней, пользуясь почти наивной доверчивостью т. Блюмкина, той же банде удалось прострелить насквозь его голову и нанести, таким образом, рану, едва не стоившую ему жизни. Наконец, в третий раз, в больничное помещение, где лежал наш раненый товарищ, была со стороны улицы брошена бомба, к счастью взорвавшаяся на улице, налету. Эти попытки расправы из-за угла были произведены без всякого предупреждения и какого-либо объяснения, без предъявления какого-либо обвинения их к тов. Блюмкину, ни к нашей организации, и лишь после совершения вышеуказанных бандитских нападений на запрос-протест нашей Киевской организации Правобережный Комитет Укр[аинских] Л.С.Р. – активистов письменно ответил, что покушения на Я[кова] Гр[игорьевича] Блюмкина были совершены за то, что он принял поручение (важное боевое дело в тылу у Колчака) от Президиума ВЦИК Советов и Р.К.П. и на выполнение этого поручения призвал некоторых своих старых товарищей по партии Л.С.Р.

Несмотря на то, что Правобережному Комитету было заранее хорошо известно. Что поручение, принятое т. Я[ковым] Гр[игорьевичем] Блюмкиным с нашего согласия, состояло в выполнении очень важного боевого дела в тылу у Колчака, Правобережные активисты письменно квалифицировали действие нашего товарища, как предательство и провокацию по отношению к партии Л.С.Р., членом которой Я[ков] Гр[игорьевич] Блюмкин в то время уже не состоял, особым докладом уведомив о своем уходе Ц.К. своей прежней партии.

Когда мы обратились с документально-мотивированным заявлением в Ц.К. партии Л.С.Р. России, предлагая ему выявить свое отношение к действиям Украинских Правобережных активистов и к т. Блюмкину, Ц.К. Л.С.Р. письменно ответил нам, что он считает нападение на Я[кова] Гр[игорьевича] Блюмкина делом внутрипартийным и отказывается давать по этому поводу какие-либо объяснения Союзу Максималистов.

В дальнейшем мы узнали, что после описанных выше покушений на Украине была выпущена и распространялась левыми Л.С.Р. активистами листовка, повторяющая ложь и клевету о предательстве и провокаторстве Я[кова] Гр[игорьевича] Блюмкина. Вскоре после этого Украина подпала под власть Деникина и Петлюры и мы не могли предпринять всех необходимых мер для разоблачения как бандитских покушений на нашего товарища, так и той разнообразной лжи и клеветы, которые были пущены в обращение по адресу Я[кова] Гр[игорьевича] Блюмкина среди активистских и эсеровских групп.

Сейчас, когда снова Украина стала Советской, когда для революционеров ее нет подполья и печати на устах, мы на страницах Украинской Советской печати обращаемся с настоящим разъяснением истории покушений на нашего товарища и попытки замарать его имя. Мы клеймим эти действия, как проявление бандитизма и политической разузданности со стороны подпольников-активистов. И перед лицом всей Революционной Рабоче-Крестьянской Украины пригвождаем их и всех их укрывателей к позорному столбу.

Центральное Исполнительное Бюро Союза Максималистов.

6-го января 1920 года, Москва»18.

Попутно уточню: третье покушение на Блюмкина было совершено 17 июня 1919 г. в Георгиевской больнице. Сведения о предполагавшейся боевой работе Блюмкина в колчаковском тылу, и позже в деникинском тылу можно получить из его показаний начала 1920 г., когда он привлекался в качестве свидетеля по делу эсеров-максималистов. В следственных материалах, хранящихся в ГА РФ, находится протокол с его показаниями, датированный 22 марта. Блюмкин, представившийся слушателем Академии Генштаба и почему-то одновременно студентом Московского университета, проживающим во 2-м Доме Советов, показал следующее: «<…> что перешел из партии левых эсеров в Союз максималистов в мае месяце [19]19 г. Что побудило перейти, я не скажу, так как это к следствию не относится <…> В сентябре или октябре [19]19 г. по личному желанию я был мобилизован и послан на фронт ЦБ Союза максималистов. Революционным Советом Южфронта – тов. Серебряковым и Сталиным – я был откомандирован в 13 армию. Здесь Политотдел в порядке армейской дисциплины направил меня для работы в Особый отдел, где меня назначили уполномоченным по борьбе со шпионажем. Работа эта имела две сферы, одну в пределах самой армии, другую – в отношении неприятеля. Так как работа в тылу велась еще и разведотделом армии, то для централизации и соединения этой работы я был приглашен в качестве формального сотрудника агентурной военной разведки, фактически в качестве входившей в функции разведота боевой работы в тылу <…>

С первого момента широко задуманной работы стал ощущаться крайний недостаток в людях. Тогда (ноябрь []19 г.) было решено Особым отделом делегировать меня в центр, [в] ВЧК, ЦК РКП, ЦБ СМ и другие советские организации, «для сбора» соответствующих людей. К тому времени Центральное бюро Союза максималистов вело кое-какие переговоры (автономная группа максималистов: Сундуков и друг[ие]) на предмет организации террористической работы в тылу у белых. Тогдашний политический момент был таков, что применение актов индивидуального террора к главарям Деникинской контрреволюции считалось крайне целесообразным даже коммунистическими руководителями разведота и Особого отдела 13 армии.

Когда, по приведенному выше поручению, я обратился в ЦБ СМ с предложением откомандировать в распоряжение Особого и разведывательного отдела 13 армии из среды максималистов нескольких боевиков для посылки их в тыл, ЦБ указало мне на группу Сундукова. Было устроено с этой группой два-три совещание, на которых было решено, что объектом террористических действий группа намечает Деникина и что, получая средства боевого и конспиративного снаряжения от разведывательного отдела 13 армии, всецело ему подчиняется. Тем не менее, если бы ей удалось выполнить то или иное террористическое дело в тылу белых, политически фигурирует в качестве максималистской группы.

Вот точный характер тех организаций, тех Боевых групп, о которых Вы меня запросили. Но сделать что-либо конкретное не удалось, ибо Сундуков и друг[ие] предъявили такие материальные и технические требования, которые не только были крайне чрезмерны, но еще казались и подозрительными. Поэтому ЦБ прекратило всякие разговоры с Сундуковым…».

Упоминаемый здесь Дмитрий Сундуков, происходивший из тульских мещан, бывший рабочий-металлист, был в прошлом видным деятелем левоэсеровской и максималистской организаций в Туле в 1918–1919 гг. Из других источников следует, что максималисты отправили одну их групп в тыл к адмиралу А.В. Колчаку и оказывали содействие своими людьми левым эсерам (в первую очередь, боевой группе И.К. Каховской) в плане подготовки покушения на А.И. Деникина.

Осталось ответить на вопросы о том, кто такой был пресловутый «Тишко» и как на самом деле складывалась личная жизнь Я.Г. Блюмкина. По моему предположению, Тишко или иначе «Тишка» – это и был сам Пашутинский. Он не раз упоминается в источниках левоэсеровского происхождения.