Мария, княгиня Ростовская - Павел Комарницкий

Даниил Романович сидел с каменным лицом, покуда над ним совершали поганый обряд. По сравнению с той гадостью, выпитой вчера, все эти вопли и ужимки обожравшегося мухоморов шамана были сущим пустяком. Вытерпеть, всё, что угодно нужно вытерпеть, думал Даниил, наблюдая за шаманьей пляской. Иначе война и конец всему…

— Встань, великий князь, и прими ярлык из рук Повелителя! — Даниил даже вздрогнул, услышав слова из уст переводчика. Всё?

— Поздравляю тебя, Даниил Романович! — толмач Немир улыбался. — Не каждому из диких владык выпадает такая честь.

И это стерпел Даниил Романович. Диких владык, значит… Рожи неумытые.

— Благодарю тебя от всего сердца, величайший из величайших Бату-хан!

Совершенно неожиданно Бату засмеялся, своим обычным тоненьким и визгливым смехом.

— Ну вот, всё испортил… А кто-то ещё говорил про льстецов… Ну какой же я величайший из величайших, коназ Данаил? Я просто величайший, потому как никаких других величайших нет!

— Господу Богу помо-о-олимся!

Голос владыки Кирилла разносился под сводами храма Успения, и Михаила Всеволодовича на какой-то миг охватило острое сожаление — вот ведь не успел построить храм каменный в Чернигове… И теперь уже не построить.

И хорошо, что не успел, всплыла откуда-то вторая мысль, холодная и спокойная. Не то разрушили бы её ещё в том году, как оставили горящий город рати черниговские, уходя по стылой воде на ладьях…

Господи, как давно это было! Шесть лет назад… Шесть каких лет!

А вот Василька Константиновича уже семь с половиной годков в живых нету. Михаил икоса, украдкой посмотрел на дочь. Лицо Марии сейчас казалось строгим и одухотворённым безмерно. Как-то ведь живёт она с такой раной, подумал Михаил, привычно-машинально крестясь. Время лечит, говорят… Дай-то Бог, чтобы и Елена выдержала.

— … Поми-и-и-илуй на-а-а-ас! — разносился голос Кирилла.

Борис Василькович стоял рядом с матерью, строго и чинно. Да, пожалуй, это уже князь, а не отрок, думал Михаил, всматриваясь в тонкое, безусое лицо внука. Глаза выдают.

И Глеб, несмотря на свои восемь лет, был сегодня тих и серьёзен. Вообще тихий малый растёт. Наверное, для князя это и плохо, подумал Михаил Всеволодович. Крепким воином должен быть князь, дабы увлекать своим примером ратников… А может, и нет. Кто знает. В тихом омуте черти водятся.

И рядом с князьями стоял новообращённый христианин Пётр, ещё совсем недавно татарский хан Худу. Вот уж воистину, дивны дела твои, Господи…

— Господи помилуй, господи помилуй, господи поми-и-и-илу-у-уй! — взвились голоса певчих.

Вот именно что «господи помилуй», думал князь Михаил. Иначе никак. На этот год остатки некогда богатой казны уйдут на дань ордынцам. А дальше?

Хор звенел ангельскими голосами, и голоса те вымывали сомнение из души Михаила Всеволодовича. Да, он уже знал, что будет, и только суета повседневных дел мешала осознать это.

Ибо сколько может плясать в огне саламандра?

Мелкий, нудный дождь сеялся как сквозь сито — то ли впрямь идёт, то ли делает вид… Вот и лето прошло, подумал Савватий. Опять лето прошло. Ещё одно прошло…

«… В лето шесть тысяч семьсот пятьдесят третье бысть на Руси спокойно…»

Савватий задумался, занеся над бумагой перо. Спокойно? Это с чем сравнивать…

Да, не было в это лето разорительных нашествий на Русь. И даже свары меж князьями приутихли вроде как. Но долго ли продлится эта тишина?

Бату-хан осел в низовьях Волги, устроив там своё логово. Логово сытого льва, сожравшего корову. Пока лев переваривает добычу, но что будет, когда проголодается?

Некому нынче защитить Русь. Нет силы той, что была восемь лет назад, перед Батыевым нашествием. Разбиты, полегли в чистом поле и на стенах градов обречённых русские рати. Нет силы… Нет силы, нет правды.

Вот и великий князь Даниил Романович прогнулся перед Батыем. Ярлык от него получил… Уже как-то само собой стало принято, что без ярлыка вроде и не законный тот князь… Дань платит, а всё одно незаконный.

Угрозы Руси зрели со всех сторон. Набирал силу литовский князь Миндовг, остро поглядывая на разрозненные русские княжества. Восстанавливал силы и немецкий Орден, жестоко потрёпанный, но так и не добитый князем Александром Ярославичем. Ещё пара-тройка лет, и пойдёт прахом победа на Чудском озере.

Но все эти угрозы меркнут перед давящей мощью Орды. Самый страшный враг — враг победивший.

Кстати, не так уж тихо-мирно везде было этим летом на Руси. Как это тихо, а битва на Сане?

Савватий обмакнул перо в чернильницу и продолжил.

«И бысть о ту пору сражение немалое на Сане-реке, под градом Ярославлем, что стоит в земле Волынской. Бились крепко поляки, и литовцы, и угры, и русичи. И побил князь Даниил Романович князя Ростислава михайловича, и в бегство обратил. А воеводу угорского Филю, по прозвищу Прегордый, пленил и тут же казнил, за речи дерзкие и хулу. Так же казнил и бояр изменников…»

Савватий снова задумался. Да, сильно укрепил свои позиции князь Даниил. Железной рукой подавил измену, Ростиславу Михайловичу и королю Беле преподал урок — долго не забудут. Разбойного князя Андрея Мстиславича поймал и в цепях в Орду увёз, чем в изрядной степени и снискал, очевидно, себе ярлык у Бату-хана. Андрей, правда, помер там вскорости по прибытию при неясных обстоятельствах, ну да это дело другое.

А вот князь Михаил Всеволодович ярлыка не имеет. И не спешит заводить. Кстати, как же это он забыл, не записал! Ведь сейчас гостит у госпожи нашей Марии Михайловны великий князь Михаил…

Савватий перевернул страницу, окунул перо в чернила… Вздохнул тяжело. Разумеется, нет никакого труда в том, чтобы самому переворачивать страницы. Но не стоит лукавить перед самим собой. Ему очень не хватает старой, толстой, пушистой белой кошки.

Дождь, моросивший вчера весь день, к утру перестал, но небо не очистилось. Серые, мглистые тучи низко висели над землёй, и всё кругом казалось серым, беспросветным.

Грязь чавкала под копытами коней, разлетаясь брызгами. Надо же, как быстро развезло дорогу, подумала Мария. Верно в народе говорят: «осенью ложка воды — бочка грязи».

— Ну ладно, Мариша, дальше мы сами, — князь Михаил сидел на коне, кутаясь в кожаный провощёный плащ с капюшоном. — Давай прощаться.

Мария взялась провожать отца за стены города. Борис тоже сунулся было, но Мария отчего-то резко возразила, и дед промолчал, не вступился за внука. Отчего-то казалось Марии, что не договорили они с отцом о чём-то очень важном, даром что просидели при свечах долгую сентябрьскую ночь. Однако разговор не пошёл. Так и проехали всю дорогу молча, бок о бок. Охрана тоже молчала, не решаясь разговорами тревожить князя и княгиню.

— Не хотел я до последнего говорить тебе… — заговорил князь. — Пригрела под боком ты татарского царевича Худу… Опасно, Мариша. Не так опасно змею за пазухой держать.