Тыл-фронт - Андрей Андреевич Головин

тут же поняв, что ему не соврать, виновато признался: — Я не приходил, Варенька!

— А почему не приходит крестный?

— К вам главврач не разрешает. Потом, крестному плохо… Не плохо, а… — и Рощин совсем запутался.

— Я вам говорила, сударь, что вы не умеете лгать, — слабо улыбнулась Варенька. — Я не стану вас мучить расспросами о крестном, раз вы не желаете отвечать… Это вы мне принесли цветы?

— Вам, Варенька! — обрадовался Рощин, поднимая корзину с пола. — Вот смотрите, какие яркие!

— А это не наши цветы! Вы купили их?

— Да… И знаете, что пела цветочница?

Придите на цветы взглянуть,

Всего одна минута!

Приколет розу вам на грудь

Цветочница Анюта…

— И она напомнила вам обо мне?

— Нет, Варенька! Я вас не забывал, но мне было эти дни плохо, и я не мог прийти, — пояснил он.

— Из-за меня, сударь?

— Нет!.. Не называйте меня сударь, — попросил Рощин.

— Анатолий?

Рощин молча подтвердил головой.

От волнения и слабости Варенька непроизвольно втачала дремать. Лицо ее было спокойно, на воспаленных губах замерла улыбка. Но при малейшем движении Рощина она испуганно расширяла глаза, и в них вставала мольба не уходить.

Неожиданно за дверью послышались возбужденные голоса. Они приближались к палате.

— Перестаньте вы со своими санитарными нежностями! — узнал он голос адъютанта командующего. — Он нужен немедленно! Это приказ, а не игра! Где он? «Возможно меня?» — подумал Рощин и выглянул в коридор.

— Майор Рощин! — воскликнул адъютант. — Сейчас звонил командующий, приказал тебе взять две батареи артиллерийской бригады полковника Головко, взвод разведчиков армейского дивизиона и к утру с этими силами быть на станции Пинфань… Черт его знает, что там случилось? Может, японцы…

— Хорошо, хорошо! Иди! Сейчас буду! — почти вытолкал его Рощин из палаты.

Варенька испуганно смотрела на него.

— Это опасно, Анатолий? — спросила она.

— Нет, Варенька! Серьезного ничего не может быть! Может, где два-три японца уцелело…

— Зачем же столько войск?

— Просто… Ничего неизвестно.

— Вот видите! Идите! Вас ждут!

— Прощайте, Варенька!

— Не нужно так, сударь! — в ужасе воскликнула Варенька. — Скажите сию же минуту: «До свидания!»

— До свидания, Варенька! — тихо выполнил ее просьбу Рощин.

Но она продолжала смотреть на него с немым укором.

— Анатолий!.. Поцелуйте меня! — прошептала она. — Может, бог меня наказывает, и это будет все!..

* * *

В конце октября войскам был отдан приказ о возвращении на Родину. Советское правительство стремилось предоставить Китаю возможность, самостоятельно разобраться в своих внутренних делах. В это время генералиссимус Чан Кай-ши приказал частям Двадцать четвертой армейской группы спешно и скрытно выдвинуться к стратегическим важным пунктам, оставляемым советскими войсками. Уже в ночь на 12 октября в двадцати километрах от Харбина, на станции Пинфань появился смешанный полуторатысячный отряд генералиссимуса Чан Кай-ши. В его походном охранении шло три сотни японо-маньчжурских неразоруженных военнопленных, в задачу которых входило «ликвидировать сопротивление коммунистических войск Китая».

Вымещая горечь поражения, японцы за шесть суток марша добросовестно расстреляли до полутысячи китайцев и с такой же страстностью обстреляли стоявший на станции Пинфань Второй батальон свиринского полка.

Рощин со своими подразделениями выехал в полночь. Толком он так ничего и не понял. Дежурный по штабу мало что добавил к словам адъютанта. Он пояснил только, что майору приказано к утру сосредоточиться на южной окраине Пинфань в районе развалин и поступить в распоряжение подполковника Свирина. Это еще больше встревожило Рощина.

«Такого рубаку зря не пошлют», — думал майор.

Времени было достаточно, и Рощин вел колонну на пониженной скорости. На последних километрах он выдвинул в передовой разъезд автомашину с отделением автоматчиков и одно орудие с прислугой.

Уже под станцией его автоколонна догнала какое-то стрелковое подразделение.

— Какой части? — приостановив машину, спросил. Рощин какого-то капитана…

— Подполковника Свирина! — отозвался тот.

— Где подполковник?

— Уже в Пинфане! Еще с вечера выехал.

Свирина майор нашел около полицейского управления. Подполковник сидел на низком грязном крыльце и нетерпеливо хлестал длинной хворостиной себя по голенищу. Рядом стоял и командир батальона, два полицейских чина и ординарец подполковника.

— Какой черт фары пялит? — казалось, не выкрикнул, взревел Свирин.

И сейчас же сухо треснуло лобовое стекло, где-то рядом зыкнула пуля и зло грызнула кабину. Шофер мигом выключил свет и вильнул в сторону.

А-а, это ты! — узнал подполковник Рощина. — Здесь, брат, такая кутерьма! — заметив немой вопрос майора, добавил: — Какая-то сволочь — троих бойцов угробила и шестерых ранила.

— Товарищ подполковник! — взмолился комбат.

Но Свирин был на грани утраты своего постоянства. Свирепо взглянув на командира батальона, цыкнул:

— Замолчите! Объяснением людей не воскресишь… В бою — и слова не сказал бы, а по станциям терять… Да и что ты объяснишь? Не знал? Не предполагал? Тьфу! Толку с этого?

— Подождите ругаться, — с обычным спокойствием остановил Рощин. — Дальше что?

— От местных жителей узнал, что подошла какая-то часть Чан Кай-ши… Союзник!.. Послал мэра города и начальника полицейского управления, чтобы пригласили представителя командования. Через час возвратились: отряд Ли Чин-цы подошел, чтобы занять Харбин. Мне, дьявол с ними, кто подошел! Представителя и виновников подавай! Отправил вторично… Уже три часа прошло — нет!

— Ну, а налетчики сбежали? — удивился Анатолий Андреевич.

— В том-то и дело, что нет! Засели за железнодорожной насыпью в развалинах, десяток дотов уцелевших заняли… Кто, говорит, японцы, кто — маньчжуры. И палят мерзавцы!..

— Значит, палят, говоришь, по твоим солдатам? — грубо проговорил Рощин, рассматривая Свирина как какую-то невидаль.

«Что с ним случилось? Злость и вялость», — подумал он про себя.

Но Свирин просто растерялся. Месяцем раньше он, не задумываясь, повел бы взвод на эти укрепления и взял бы их. Но теперь… Война осталась позади. Половина его полка подлежит демобилизации. Еще вчера провожали с цветами. Кому же потребовалась кровь сегодня? Жечь его огнем? Уговаривать? Выяснять? Убийство из-за угла должно быть наказано! Но это чужая земля.

От слов Рощина подполковник вздрогнул и быстро затер лоб грубой ладонью.

— Что делать? Что делать, скажи? — простонал он. — Я же их за полчаса могу искрошить в лапшу! Потому и попросил начштарма прислать тебя…

Свирин умолял.

— Федорчук! — окликнул Рощин. — С разведчиками к железнодорожной насыпи! Установить, откуда ведут огонь!

Подозвав командиров батарей, приказал развернуть орудия прямо на дороге.

— Ты что хочешь делать? — удивился Свирин.

— Агитировать на мир! — бросил Рощин, следя за артиллеристами. — Где этот Чин Лин-ця, или как ты его называл?

— Вон, за той сопкой… Да ты что задумал? Мир подписан!

— Мир? Не мир, а капитуляция! Наших людей бьют на занятой нами территории! — уже зло выкрикнул Рощин. — Слышите!..

За насыпью раздалась частая стрельба, глухо закашляли доты.

— Первая батарея по