Луиза Сан-Феличе. Книга 1 - Александр Дюма

В половине третьего, как всегда, кавалер Сан Феличе вернулся домой и в волнении, заставившем его забыть все свои привычки, дважды громко позвал:

— Луиза! Луиза!

Луиза выбежала в коридор. По голосу мужа она поняла, что случилось нечто необычайное; увидя его, она в этом окончательно убедилась.

Кавалер был смертельно бледен.

Из окон библиотеки он мог наблюдать все, что происходило на улице Сан Карло, — иными словами, видел злодейское убийство Феррари. Несмотря на свою кроткую внешность, кавалер был чрезвычайно храбр (он был наделен той редкой отвагой, что рождается в великих сердцах под влиянием глубокого человеколюбия), поэтому его первым движением было спуститься вниз и броситься на помощь несчастному, которого он мгновенно узнал, ведь это был курьер короля. Но в дверях библиотеки его остановил наследный принц и своим вкрадчивым и холодным голосом осведомился:

— Куда вы так спешите, Сан Феличе?

— Куда я спешу?! Как, разве ваше высочество не видит, что там происходит?

— Отлично вижу. Там убивают человека. Но разве это столь редкое событие на улицах Неаполя, чтобы принимать его так близко к сердцу?

— Но ведь тот, кого убивают, королевский курьер!

— Знаю.

— Это Феррари!

— Да, я узнал его.

— Но как это возможно? И почему этого несчастного терзают под крики «Смерть якобинцам!»? Ведь он, напротив того, один из самых верных слуг короля!

— Как возможно? И почему? А вы читали письма Макиавелли, посла славной Флорентийской республики в Болонье?

— Разумеется, читал, монсиньор.

— Стало быть, вам известен ответ, данный им флорентийским магистратам по поводу смерти Рамиро де Орко, которого нашли разрубленным на четыре части, насаженные на кол по четырем углам площади Имолы?

— Рамиро де Орко был флорентиец?

— Да, и поэтому сенат Флоренции счел себя вправе потребовать у своего посла отчет о подробностях этой странной смерти.

Сан Феличе напряг свою память:

— Макиавелли ответил: «Могущественные синьоры, мне нечего сказать вам по поводу смерти Рамиро де Орко, кроме того, что Чезаре Борджа — правитель, которому лучше других известно, кого казнить, а кого миловать сообразно его заслугам».

— Отлично! — ответил герцог Калабрийский с бледной улыбкой. — Поднимитесь к себе на лесенку и обдумайте ответ Макиавелли.

Кавалер отправился к своей лесенке, но не поднявшись еще на первые три ступеньки, понял: рука того, кому нужна была смерть Феррари, и направляла удары, только что сразившие его.

Спустя четверть часа принца вызвали к королю.

— Не покидайте дворец, не повидав меня, — сказал он кавалеру. — По всей вероятности, я сообщу вам какие-нибудь новые вести.

Действительно, не прошло и часа, как принц вернулся.

— Сан Феличе, — сказал он, — вы помните обещание, которое дали мне, — сопровождать меня на Сицилию?

— Да, монсиньор.

— И вы по-прежнему готовы его выполнить?

— Без сомнения. Но только, ваше высочество…

— Что?

— Когда я сообщил госпоже Сан Феличе о чести, какой вы, ваша светлость, меня удостаиваете…

— Так, и что же?

— Она выразила желание меня сопровождать. Принц радостно воскликнул:

— Благодарю за приятное известие, дорогой кавалер!

Значит, у принцессы будет подруга, достойная ее. Ваша жена — идеал женщины. Помните, я говорил вам, что нам хотелось бы иметь ее в свите принцессы: она поистине с честью носила бы звание придворной дамы, но тогда вы мне отказали. Сегодня она сама пожелала присоединиться к нам. Передайте же ей, дорогой Сан Феличе, что ее ждет самый сердечный прием.

— Я охотно повторю ей ваши слова, монсиньор.

— Подождите минуту, я еще не все вам сказал.

— Да, ваше высочество?

— Мы все уезжаем сегодня ночью.

Сан Феличе посмотрел на него с удивлением.

— Я думал, — сказал он, — что король решится на отъезд только в самом крайнем случае.

— Да, но все переменилось со смертью Феррари. В половине одиннадцатого он покидает дворец и вместе с королевой, принцессами, двумя моими братьями, послами и министрами погрузится на корабль лорда Нельсона.

— А почему не на борт неаполитанского судна? Мне кажется, что предпочтение, отданное английскому кораблю, явится оскорблением всему неаполитанскому флоту!

— Так пожелала королева, и, без сомнения, в виде компенсации мне предложено взойти на корабль адмирала Ка-раччоло, а следовательно, вместе со мною и вам.

— В котором часу?

— Еще не знаю. Об этом я вам сообщу позднее. Во всяком случае, будьте готовы. Отъезд состоится, вероятно, между десятью и двенадцатью вечера.

— Хорошо, монсиньор.

Принц взял кавалера за руку и, глядя ему в лицо, произнес:

— Вы знаете, что я полагаюсь на вас.

— Я дал вашему высочеству слово, — отвечал Сан Феличе, поклонившись. — Для меня слишком большая честь сопровождать вас, и я ни минуты не колеблюсь принять ее.

Затем, взяв шляпу и зонт, он вышел.

Толпа, все еще бурлящая, заполняла улицу. На площади перед дворцом пылало два-три костра, и там, на горящих углях, жарились куски мяса убитой лошади Феррари.

Что касается несчастного курьера, он был разрублен на части. Один из толпы взял ноги, другой руки; нанизав их на концы кольев — у лаццарони еще не было ни пик, ни штыков, — они несли по улицам эти ужасные трофеи, оглашая воздух криками: «Да здравствует король!», «Смерть якобинцам!»

Выйдя из дворца, кавалер Сан Феличе столкнулся с Бек-кайо, который завладел головой Феррари и, воткнув ей в рот апельсин, нес ее на конце палки.

Увидя хорошо одетого господина, что в Неаполе считалось признаком либерализма, Беккайо возымел желание заставить кавалера поцеловать голову Феррари. Но, как мы говорили, кавалер был человек не робкого десятка. Он отказался отдать мертвому последнее страшное лобызанье и резко оттолкнул подлого убийцу.

— А! Проклятый якобинец! — завопил Беккайо. — Я решил, что ты поцелуешься с этой головой, и — mannaggia la Madonna! — вы сейчас у меня поцелуетесь!

И он бросился на Сан Феличе.

Кавалер, единственным оружием которого был зонт, стал им обороняться. На крик Беккайо: «Якобинец! Якобинец!» — весь сброд, имевший

обыкновение сбегаться в таких случаях, уже сомкнул вокруг Сан Феличе грозное кольцо, как вдруг какой-то человек, пробившись сквозь толпу, ударом ноги в грудь отбросил Беккайо на десять шагов в сторону, обнажил саблю и, защищая ею Сан Феличе, воскликнул: