Американский детектив - 4 - Джон Гоуди

Бет закрыла глаза.

— Я тут размышлял о том о сем, — сказал сенатор, — и знаете, вспомнил почему-то все строчки одной песенки:

Монашку Целесту приметил драгун,

Гуляка, драчун, волокита, болтун,

Такой оказался знаток бабьих струн…

Прощайте, молитвы, прости, Бог-Отец,

Заброшен подальше крахмальный чепец —

Целеста с драгуном идет под венец!

Так что я даю вам возможность подумать! — Он вышел.

Бет покачала головой и сумела даже улыбнуться.

— Это нечто невозможное, — сказала она. — Он просто невероятен. Такие люди не прячутся в подобные минуты. Такие — нет!

— Я бы сказал, что человек вообще не имеет представления, как он поведет себя в какой-то ситуации, пока в ней не окажется, — ответил губернатор, — и с этим ничего не поделаешь!

* * *

Кэрри Уайкофф держал в руке стакан содовой. Отпивал понемногу, наблюдая при этом, как тяжелыми столами ограждают посадочную площадку.

Было совершенно ясно, к чему это. Все то же: узурпированная власть строит крепость, чтобы отгородиться от народа. Чтобы он не проник внутрь. И Кэрри Уайкоффа раздирала ярость, и в то же время он ощущал беспомощность, что еще ухудшало дело.

На его листке стоял номер шестьдесят пять, а это означало, что до него отправятся в безопасное место пятнадцать мужчин. Он готов был держать пари, что среди них будут Бент Армитейдж, Боб Рамсей и Джейк Петерс. Разумеется, не первыми, им для этого хватит ума. Но наверняка они незаметно подсуетились, чтобы быть поближе к началу и вовремя смыться.

Кэрри мучило и то, что вначале отправляли женщин. Он так же решительно, как и все, боролся за женское равноправие, даже решительнее других, но в действительности в это не верил. Женщины от природы слабее, как правило, менее интеллигентны, во всех отношениях менее полезные члены общества — кроме той единственной функции, о которой они никогда не дают забыть и которая доступна только им. Но, по мнению Кэрри, и так рождается слишком много детей.

С объективной точки зрения он, Кэрри Уайкофф, гораздо ценнее для общества, чем любая из женщин, собравшихся в зале. Ему следовало вне всякой очереди получить право на рейс через пропасть на крышу Торгового центра, право на спасение.

Но если бы он спасся первым, даже если бы это ему позволили, он потерял бы лицо в глазах этого дурацкого мира, который думает только желудком, тем более в глазах проклятых избирателей, обеспечивающих ему весьма приятную жизнь в Вашингтоне. Такие вот дела. Так что черт с ними, с женщинами.

Но мужчины — это совсем другое дело, и он не собирается стоять сложа руки и смотреть, как пятнадцать — пятнадцать! — недоумков спасаются раньше него.

Бент Армитейдж и Джейк Петерс, особенно эти двое, всегда относятся к нему снисходительно и не признают равным себе… Этого они отрицать не посмеют. Кэрри снова отпил содовой и тихо сказал:

— Ну я вам покажу, сукины дети! На этот раз вам даром не пройдет!

* * *

Нат дослушал губернатора и положил трубку. Заметил, что Патти смотрит на него хмуро.

— Вы слышали, о чем я говорил?

Патти кивнула. Голос ее оставался спокойным.

— Вы действительно пойдете на это? Остановите всю эту операцию, только чтобы их запугать?

— Речь не об угрозах.

— Я вас не понимаю.

— Это ничего не меняет.

— Для меня — да. — Снова дала себя знать семейная хватка — полное нежелание обходить острые углы.

Единственное, что ответил Нат, было:

— Посмотрим, что скажет сержант.— Он взял рацию. — Трейлер вызывает крышу Торгового центра.

— Крыша слушает, — раздался голос Оливера. — Ту голую красотку зовут Барбер, Джозефина Барбер. А после нее прибыла жена Роберта Рамсея.

Нат смотрел, как Патти берет ручку и проверяет список.

— Готово, — сказал он и добавил: — Как у вас дела, сержант?

— Медленно, но надежно. Как и следовало ожидать. Двадцать два человека за… — он запнулся, — за двадцать три минуты. На большее мы не могли и рассчитывать. — Не прозвучала ли в его голосе бессознательная воинственность? — Я боялся, что будет хуже,— ответил Нат.— Думаю, пока все женщины не переправятся, ничего не произойдет. Надеюсь, что нет. Но если дело примет иной оборот…

— Хотите сказать, что возникнут проблемы? Там ведь все солидные люди, а? — Голос сержанта звучал невозмутимо.

— Это еще не значит, — ответил Нат, — что никто не впадет в панику.

Патти уже нашла те две фамилии и вычеркнула их. Теперь, продолжая держать ручку, наблюдала за Натом.

— К чему это вы клоните? — спросил Оливер.

Нат объяснил, что он предложил губернатору. Наступила тишина.

Потом Оливер неторопливо ответил, все еще невозмутимо, как будто просто констатируя факт:

— Я так думаю, если человек командует, люди или подчиняются, или поднимают бунт. Если взбунтуются, то нужно подавить бунт в самом начале, иначе все вырвется из рук. При первых же признаках дайте мне знать, и мы задержим переправу, пока они там не договорятся и не наведут порядок. Так мы, возможно, не спасем всех, зато спасем хотя бы некоторых. Если начнется бардак, то оттуда живым никто не выйдет.

Нат кивнул.

— Вы произнесли целую речь, сержант.

— Ну да. Обычно я не так разговорчив.

— Но я целиком с вами согласен.

— Так что мы справимся, — сказал Оливер. — Дайте мне знать, если начнется заваруха.— Нат молча положил рацию на стол.

— Значит, вы договорились, — начала Патти, но замолчала. Потом начала снова. — Вы уже знали, что договоритесь, да?

— Только не нервничайте, — сказал Нат и даже сумел улыбнуться. — В самом деле, как вы думаете, что сделал бы Берт?

Патти открыла было рот, но тут же закрыла его. Потом слегка кивнула.

— Скорее всего, то же самое. — Она уже готова была сдаться. — Но это не значит, что мне это должно нравиться. — В ней снова вспыхнуло упрямство.

— Нет, — ответил Нат, — не должно. — Он отодвинул стул, снова подошел к дверям и окинул взглядом площадь.

Это было мрачное, подавляющее зрелище. На западе солнце скрылось за грозовыми тучами. Все на площади стало серо-пепельного цвета, едкий воздух был полон сажи.

Там возилось множество пожарных — они казались копошащимися муравьями, снятыми замедленной съемкой, пришло Нату в голову, — и по всей площади стояли пожарные машины. Они стояли вплотную друг к другу, и все насосы глухо гудели.

Площадь превратилась в огромное озеро. По ступеням из вестибюля текли водопады, похожие на перекаты на нерестовых речках.