Красное бедствие - Рита Хоффман

Мне все равно, калека ты или нет. Нам всегда было хорошо вместе.

Она не сказала ни слова о любви, но мог ли он рассчитывать на это? Кто полюбит такого как он? Хромой, калека от рождения, он едва способен переставлять ноги. Собственное тело стало для него темницей, из которой не выбраться. Женщина, которая станет его женой, обрекает себя на унылое существование.

– Я почту за честь, если ты выйдешь за меня, – смущенно сказал Савьер.

– А я с удовольствием стану Амели из Дома Багряных Вод. – Она подмигнула ему и вдруг улыбнулась открытой, беззаботной улыбкой. – Ну же, Савьер, ты ведь знаешь меня. Если бы я не хотела выходить за тебя, меня бы не заставили.

Он хотел сказать что-то теплое, поблагодарить ее, но вместо этого отвлекся, уставился на низко нависшие тучи, пытаясь разглядеть что-то темное, фигуру, летящую высоко в небесах. Савьер моргнул, пытаясь прояснить зрение, но тень уже исчезла, будто ее и не было. Неужели показалось? Наверное, просто птица.

Громада Дома-Над-Водой нависла над ними, накрыла своей тенью. Ему всегда было неуютно в фамильном замке. Что тому было виной он так и не понял, но мрачные коридоры и узкие окна с витражами всегда вызывали в нем трепет и страх.

Огромный замок, возвышающийся на скале, построили сотни лет назад. Багровая река огибает его, ее воды проносятся мимо с оглушающим ревом, который можно расслышать даже находясь внутри. Подсвеченные изнутри окна источают слабое алое сияние, делая замок еще более устрашающим.

– И ты согласишься жить здесь? – спросил Савьер, медленно поднимаясь по высеченной в скале лестнице.

– Может, мой муж увезет меня подальше от этого уродливого замка? – вопросом на вопрос ответила Амели и усмехнулась. – Мне становится не по себе каждый раз, когда я приближаюсь к нему.

Мне тоже, хотел сказать Савьер, но промолчал решив, что и так выглядит достаточно жалко.

Они вошли в замок и расстались – Амели ушла искать сестру, а Савьер стал медленно взбираться по лестнице, проклиная свою жизнь.

Каждый шаг причинял ему боль, не такую острую, как прежде, но ощутимую и изматывающую. Держась рукой за стену, он пытался сохранять достойный вид, но каждый слуга, проходивший мимо, все равно бросал на него взгляды полные жалости и презрения.

Он стиснул зубы и подтянул ногу.

Говорящие предлагали отцу расторгнуть брак и объявить ребенка незаконным. Но он поступил как достойный лорд и мужчина – принял новорожденного калеку и похоронил жену, с которой пробыл в браке ровно девять месяцев.

Савьер никогда не видел мать, в замке не сохранилось даже картин с её изображением, но отец часто говорил ему, что он на неё похож, что у неё были такие же непослушные кудрявые волосы цвета благородного дерева и темные глаза, сияющие ярче звезд, когда она была счастлива. В смерти молодой хозяйки Дома-Над-Водой его обвиняли все, но не отец. Он был хорошим человеком.

Запыхавшийся и вспотевший, Савьер ввалился в свою комнату и упал на пол. Ногу свело судорогой, он принялся растирать её, но боль становилась только сильнее. Тогда он просто уткнулся носом в ковер и лежал так до тех пор, пока судорога не прошла.

– Господин!

Молодая служанка Зоуи встала на колени рядом с Савьером и попыталась его поднять, но он отмахнулся, приподнялся на локтях и, отдышавшись, сказал:

– Приготовь ванну. Мне нужно выглядеть прилично во время церемонии.

Дождавшись, пока она уйдет, Савьер перевернулся на спину и уставился в украшенный искусной резьбой потолок. Если эти мучения не закончатся, то лучше умереть. Эти мысли успокаивали его, ему нравилось думать о том, что он имеет полную власть над своей жизнью. Когда станет совсем плохо он сможет выйти в окно или, на худой конец, утопиться в Багровой реке.

– Вода, господин.

– Помоги мне подняться.

Опираясь на крепкое плечо Зоуи, он сумел встать на ноги и доковылять до уборной. Усевшись на край деревянной ванны, он облизнул пересохшие губы. Хорошо. Подумаешь, пережил еще один постыдный момент, умоляя служанку о помощи, из таких моментов, в конце концов, состоит вся его жизнь.

Горячая вода помогла сведенным мышцам расслабиться и Савьер испытал ни с чем не сравнимое облегчение. Он провел в ванне куда больше времени, чем планировал, а когда попытался выбраться из нее едва не свалился на пол. Чудом устояв на здоровой ноге, он мысленно поблагодарил Трёх, обернул полотенце вокруг бедер и вернулся в комнату.

Зоуи развела огонь в камине и приготовила для него одежду, а сама куда-то ушла, предоставив ему возможность самостоятельно втиснуться в узкие брюки с широким поясом. Приняв этот вызов, Савьер уселся на край постели и начал одеваться.

Спустя полчаса он отбросил прочь проклятые брюки, схватил подушку и, уткнувшись в нее лицом, исступленно заорал.

Проклятье!

– Зоуи! – выкрикнул он. – Зоуи!

Смирившись с тем, что служанка позабыла о нем, Савьер встал и подошел к скомканным брюкам. Неловко отставив в сторону больную ногу, он начал приседать, пытаясь подхватить пальцами ткань. Лишь третья попытка увенчалась успехом – брюки оказались в руке. К этому моменту он вспотел, его лоб покрылся испариной, а под мышками появились смердящие пятна.

Сорвав с себя рубашку, он снова пошел в уборную, еще раз омыл себя остывшей водой и, беспрерывно ругаясь, вернулся в комнату. Найдя в шкафу сносного вида блузу, он положил её на постель, а сам вступил в схватку с брюками.

Кое-как справившись с ними, Савьер едва не разрыдался от счастья. Сам! Сам сумел надеть проклятые брюки! Да, этим определенно стоит гордиться.

Закончив одеваться, он вышел из комнаты и махнул рукой проходившему мимо слуге. Тот не стал задавать вопросов – подставил плечо и помог Савьеру спуститься. Хорошо, что Амели этого не видела.

Савьер снова задумался о том, позволят ли им пожениться. Когда дело касалось установления родственных связей между Большими Домами, места для любви обычно не оставалось.

Любит ли его Амели? Есть ли у нее хоть какие-то чувства кроме детской привязанности? Если она считает его братом, вряд ли их союз будет счастливым. Рано или поздно она полюбит кого-то и тогда…

Савьер отпустил слугу и поправил ажурный воротник блузы. Лучше не думать об этом, Лаверн может отправить его в монастырь или в фамильный дом на границе, подальше от