Переворот - Джон Апдайк

В природные ресурсы Куша, пожалуй, следует записать наши болезни — их целая сокровищница, включающая, помимо голода и его следствия водянки, детскую пеллагру, малярию, тиф, желтую лихорадку, сонную болезнь, проказу, бильгарциоз, онхоцеркоз, ветрянку и невенерический сифилис. Постепенно гений науки справляется с этими болезнями, но тогда сама человеческая жизнь становится болезнью перетруженной, выветренной земли. В среднем протяженность жизни в Куше равняется тридцати семи годам, валового национального продукта на душу населения производится на 79 долларов, грамотность составляет 6 процентов. Официальная валюта — лю. Флаг — гладкий зеленый. Форма правления — конституционная монархия, при этом действие конституции приостановлено, а монарх низложен. Исполнительную власть на переходный период осуществляет Чрезвычайный Верховный Революционный и Военный Совет (ЧВРВС), состоящий из одиннадцати членов; он же является законодательным органом. Все свои решения Совет принимает исходя из положений чистого и окончательно победившего социализма, каким представлял его себе Маркс, и теократического популизма реформаторских направлений ислама того периода. Председателем ЧВРВС и главнокомандующим вооруженными силами, а также министром национальной обороны и президентом Куша был (согласно «Ежегоднику государственного мужа» является) полковник Хаким Феликс Эллелу, то есть я.

Однако дисциплинированность солдата, не позволяющая высовываться, мое картезианское образование и традиционно подавляемое африканское эго — все это требует, чтобы я вел рассказ от третьего лица. Существует два естества: то, которое действует, и «я», которое все пропускает через себя. Это последнее безучастно, даже когда первое находится в вихре действия, — оно невинно и в изумлении пассивно взирает на происходящее. Историческая фигура по имени Эллелу представляет для меня не меньшую тайну, чем для американской прессы, которая если и показывала Эллелу, то фальшиво, а падение его отметила настоящим фестивалем антинегритянских, антиарабских карикатур, — вот так же в осеннюю субботу или воскресенье накачавшиеся пивом тупицы американцы разражаются радостными кликами, когда игрока из чужой команды выносят с поля с раздавленной ногой. Тело Эллелу и его карьера таскали меня туда-сюда, — я никогда не знал зачем, но подчинялся.

Нам известно о нем немногое: он был невысокого роста, подтянутый и черный. Родился в 1933 году от женщины из племени салю, изнасилованной нубийским солдатом-налетчиком. Салю — оседлое племя, живущее на западе, в предгорьях, где выращивают земляной орех. Мать Эллелу, крупная, властная женщина из рода Амазегов, стала по праву наследия женой мужа сестры своего мужа, которого убили в ту ночь, когда ее изнасиловали. Земля, на которой растут земляные орехи, коричневая, перисто-коричневая, как выдернутые из нее кусты, которые сушат ценными плодами вниз, складывая их двухметровыми ометами, и Эллелу с самых первых дней — возможно, глядя на эти странные плоды, которые могут созревать лишь под землей, — не желал выделяться. На людях он всегда носил все коричневое, цвета своей военной формы, безо всяких регалий, и выглядел так же однородно и неназойливо, как сама земля, коричневая саванна, переходящая в пустыню. Даже реки в Куше коричневые и становятся голубыми лишь на миг, когда потоки ливня, кипя, с грохотом несутся вниз по вади, но внезапно ожившая в сезон дождей зелень скоро накрывает их пеленой пыльцы. Следуя предубеждениям Пророка, Эллелу не позволял себя фотографировать. Его изображения в цвете сепии в витринах магазинов и в учрежденческих коридорах Истиклаля, засиженные мухами, были официальными и невыразительными. Единственное разнообразие в его костюм вносили — по случаю некоторых событий государственной важности — сверхзащитные и затрудняющие узнавание солнечные очки фирмы под странным, названием «Noir»[3]. Говорили, что такая анонимность была его оружием, позволявшим ходить в народ под видом нищего и шпионить на манер знаменитого калифа Гаруна ар-Рашида. Полковник Эллелу был истым мусульманином. У него было четыре жены, и он (так говорили) не удовлетворял ни одну из них — настолько всеохватна была его любовь к иссушенной земле Куша.

В семнадцать лет, стремясь вырваться из суровых условий деревенской жизни, где из-за своего незаконного рождения и вдовства матери он занимал отнюдь не престижное место, он записался в Troupes coloniales, то есть в колониальные войска, и затем отправился служить во французский Индокитай, где пробыл до разгрома полковника де Кастри под Дьенбьенфу в 1954 году — к этому времени Эллелу уже дослужился до звания сержанта. В бою он обнаружил, что обладает полнейшим спокойствием, и это показалось его начальникам достойным похвалы. На самом же деле такое поведение объяснялось психологией земляного ореха. В самых тяжелых ситуациях, даже когда орды генерала Жиапа в четыре раза превышали число защитников крепости, а отвращение азиатов к чернокожим проявилось в истреблении черных солдат, Эллелу верил, что тупое терпение спасет его от града пуль. Во время следующей кампании, когда его дивизия участвовала в братоубийственной войне со сторонниками независимости Алжира, в военных документах не просматривается следов Эллелу. Он вновь выходит из тени около 1959 года в ранге майора в качестве атташе при короле Эдуму IV, Повелителе Ванджиджи. Провал галльских империалистов в их ставке на Бао Дая не окончательно испортил им вкус к марионеточным монархам. Королю было тогда за шестьдесят, из которых двенадцать лет он провел под домашним арестом, наложенным колониальными представителями Четвертой республики за его предполагаемое сотрудничество с вишистским правительством Нуара и его германскими спонсорами, — он испытывал тем больший стыд, что у него перед глазами был пример героического сопротивления, организованного на юге Феликсом Эбуе из Французской Экваториальной Африки. Эллелу продолжал оставаться близким сподвижником короля и либерально-буржуазного элитарного правительства, которое король наделил своей потускневшей властью, вплоть до переворота 1968 года, когда он, хоть и был вторым лицом при горько оплаканном народом герое, генерал-майоре Жан-Франсуа Якубу Соба, сыграл решающую, правда, весьма подозрительную, роль. В 1969 году Эллелу стал министром информации, позже в том же году — министром обороны, а после успешного убийства генерала Соба в двенадцатый день Рамадана — президентом. Согласно «Ежегоднику государственного мужа» у него есть квартира в грандиозном правительственном здании, построенном французами, и другая квартира в казармах Собавиля. Жены его живут в четырех отдельных виллах в пригороде, который, как и в дни империалистического порабощения, все еще называется Ле Жарден. Похоже, Эллелу придерживается того, чтобы никогда не находиться в определенное время в определенном месте. Больше узнать что-либо о легендарном руководителе страны и представителе третьего мира довольно трудно.

Почему король любил меня? Я с тревогой задаю себе этот вопрос, вспоминая его изрезанное бесконечными морщинами лицо в окружении жестких седых волос, похожее по цвету на черноту высохшей фиги; то, как он кивал и кивал, словно голова его была смонтирована на дрожащей пружине, как крякал от веселья или алчности, точно раздавленная ногой дорогая коробка, как чуть колыхались, жестикулируя, его маленькие, до нелепого унизанные драгоценностями руки, настолько не тронутые работой, что они казались двухмерными, как они взлетали в безнадежном веселье и печали, словно завихрения пыли на улице. Его светлые глаза, не голубые и не карие, а скорее зеленые, поблекли от слепоты, став желтыми, как у кошки, и всегда напоминали мне, что его династия пришла с севера, — эти исполненные презрения чужестранцы, хоть и темнокожие, наглые захватчики, сами сбежавшие и принесшие с собой нечто хуже личной жестокости — страшное представление о неумолимо уходящих времени, истории, оставляя нас с мыслью, что живем мы и умираем бесцельно, бессмысленно. Что видел этот слепец, глядя на меня? Я могу лишь предполагать, что среди столь многих личных проблем, озабоченный планами собственного благосостояния, благосостояния своих кланов и кланов своих жен, он видел меня в новом цвете — я был окрашен краской патриотизма. Эта случайно образованная аморфная страна, полученная им от французов, эта краюха земли с границами, очерченными анонимным картографом на бесславной Берлинской конференции в 1885 году и десять лет спустя более жестко установленными в качестве оккупированной военной зоны, не получившей мирного статуса вплоть до 1917 года и по сей день находящейся с ее стройным населением красивого шоколадного цвета в закладе у Банка Франции, — этот край, обозначенный не на каждой карте, что он такое? Исторически существовавшее королевство Ванджиджи расширялось, а потом сжималось, как желудок, который столетиями не получал пищи; к тому времени, когда галлы — по таинственному наущению де Голля — отказались от колониального господства и создали организацию, с помощью которой можно исподволь управлять страной, Ванджиджи превратилась в название и в предмет первостепенной важности в голове одного старого узника. И он, в свою очередь, увидел во мне, беглеце, вернувшемся, пылая приобретенными благодаря знаниям страстями, то, чего не обнаруживал в себе: представление о судьбе Куша.