Орлы или вороны - Дэвид Мартин

Сразу представлялась властная женщина в белой шубе и в короне, где-то на верхнем этаже кирпичной пятиэтажки. Виктор вспомнил об этом эпизоде много позже, когда подрос. Тот вечер как-то чётко и во всех деталях представал перед глазами. Наконец он понял, какую Царицу Небесную имела в виду бабушка.

Годы, проведённые в детском доме, научили Виктора быть самостоятельным и отвечать за свои поступки. Условия там были жёсткие. Поначалу он попал в младшую группу. Там содержались дети до семи лет, но, бывало, их не переводили к старшакам до восьми и даже до девяти лет. В младшей группе воспитатели больше следили за порядком и старались пресекать всякие ссоры и разногласия. Виктора никто не обижал, он быстро со всеми познакомился и подружился. В старших группах дети чувствовали себя более вольготно, и воспитателям было уже не уследить за всем происходящим, поэтому там выстраивалась чёткая иерархия. Ребята постарше и посильнее сами устанавливали порядки, и любое неповиновение сразу пресекалось физическим наказанием. Когда Виктора перевели в старшую группу, ему исполнилось уже девять лет. За неполных три года, проведённых в детдоме, он уже кое-чему научился, появилась некая хитринка, он чувствовал ситуацию и подстраивался под неё. Такая способность к выживанию. Дети взрослеют гораздо раньше, чем это кажется взрослым. Ярский уверенно влился в коллектив таких же сорванцов, как и он. Хотя не обошлось и без стычек. Пару раз его, как новенького, пытались зацепить сверстники; конечно, подрались и не раз, но потом приняли за своего, и жизнь потекла дальше. Ребята в детдоме были разные, каждый со своим характером и историей, но всех объединяло одно — нехватка родительского тепла, и каждый жил с этим как мог. А куда деваться?

Когда Виктору исполнилось двенадцать, к ним перевели из другого детдома несколько человек. Один из них — Александр Сипелко. Родом он был из Полтавы. Этот город Ярский хорошо помнил из уроков истории. Там Пётр Первый с корешами, ещё давным-давно так наваляли шведам, что у тех только пятки сверкали. Саня Сипелко не сидел тихо, как это обычно делают новички в коллективе, а сразу занял лидирующую позицию в иерархии подростков. Он был на год старше Виктора и почти на пол-головы выше. Худой, жилистый, с длиннющими, как у орангутанга, руками, с большими кулаками, на которых острые костяшки были постоянно сбиты от частых драк. Саня дрался везде и со всеми. Он щемил малолеток, не давал проходу сверстникам и смертным боем бился со старшими ребятами, нисколько им не уступая. Местные крепкие пацаны поначалу пытались поставить его на место, однажды даже устроили ему тёмную. Но он, как-то ловко увернувшись, отмутузил сразу нескольких человек. Одному выбил передний зуб, а другому сломал нос и походу даже вышел из неравной схватки победителем, хоть и сам славно огрёб. Получив в наказание своеобразный карцер от воспитателей (да, был и такой, но об этом, наверное, рассказывать не стоит), он отсидел там пару дней, а потом вернулся в группу как ни в чём не бывало. После этого учить Саню жизни больше ни у кого желания не возникало.

С первого дня к нему прилипли две клички: Сиплый и Хохол. На Сиплого Саня не обижался, а вот Хохлом его называли исключительно за глаза. Такое погоняло Сане почему-то сильно не нравилось, и за это можно было с большой вероятностью хорошо огрести по щам.

Ярского по какой-то причине Сиплый невзлюбил с первого дня и сразу стал цеплять, где бы они ни пересекались. То, что они друг другу — полная противоположность, было видно с первого взгляда. Виктор — с врождённой интеллигентностью, спокойный и рассудительный. Все его поступки казались продуманными и целенаправленными. И прямая противоположность — Саня. Резкий, наглый, абсолютно безбашенный сорванец. Он делал всё, что ему вздумается, никогда не слушал ничьего мнения, а имел только своё. Ярский хоть и не любил учиться, но схватывал всё на лету. Стоило ему услышать материал в школе, он тут же его запоминал и мог потом ответить, даже не повторяя дома. Любимым предметом Виктора была география. Он с удовольствием разглядывал в учебнике красивые острова в безбрежном море, картинки заморских городов с пальмами и мечтал, что когда-нибудь обязательно там побывает. Ещё ему нравилась математика. Мало кто из учеников любил математику, а Виктор настолько легко научился считать, что уже в десятилетнем возрасте мог быстро перемножать в уме двузначные числа, чем удивлял не только своих друзей, но и учительницу математики. Из оценок Ярский получал в основном четвёрки и то только потому, что учиться ему было неинтересно; а учителя не раз говорили с сожалением: «Эх, Витя, тебе бы немного прилежности, ты бы мог быть отличником».

Сиплый же, наоборот, был двоечником, никогда не открывал дома учебники и порой даже не носил их с собой на уроки. Учёба его не интересовала от слова «совсем». У Сани была мечта: вырасти и стать наёмником. Он услышал от кого-то про Французский легион. Про крутых солдат, воюющих по всему миру. Эта жизнь казалась Cиплому настолько романтичной и интересной, настолько другой, в отличие от этого деревенского детдомовского быта, что он с нетерпением ждал своего совершеннолетия, чтобы свалить в далёкую Францию и поступить на службу своей мечты.

Ярского Сиплый задирал по-своему. Когда он проходил мимо, делал вид, что не замечает его, но в последний момент внезапно резко и сильно, но как-то незаметно для окружающих бил под дых. У Виктора перехватывало дыхание, но он делал вид, что ничего не случилось, продолжал идти дальше, на ходу пытаясь отдышаться, делая короткие быстрые вздохи. Иногда, Сиплый незаметно бил Виктора ладонью по шее и говорил при этом: «Кайфушка». Удар был несильный, но такой резкий, что по всему позвоночнику сверху донизу прошибала неприятная электрическая дрожь. Каждый раз Виктор думал, что в следующий раз он обязательно развернётся и даст Сиплому в рыло, но потом опять его что-то сдерживало, и он делал вид, что ничего не произошло.

Ещё Виктору очень нравился урок труда. Учителя по труду звали Дмитрий Николаевич. Это был молчаливый мужчина средних лет. Семьи у него не было, вернее, была раньше. Поговаривали, что жена спуталась со столичным профессором и уехала с ним жить в Москву. Взрослый сын тоже жил где-то: то ли в Москве, то ли в Ленинграде. Дмитрий Николаевич всё своё время проводил здесь, с ребятами. И если кто-то из них интересовался чем-нибудь техническим, то он всегда очень внятно и доходчиво объяснял, как устроен тот или иной