Несостоявшаяся ось: Берлин - Москва - Токио - Василий Молодяков

Вопросы, рассмотрением которых мы займемся, можно сформулировать предельно конкретно. Был ли возможен в 1939-1941 гг., а более всего осенью 1940 – зимой 1941 гг., военно-политический союз СССР, Германии и Японии (с Италией в качестве младшего партнера), т.е. держав евразийского континента, против атлантистского блока США, Великобритании и их сателлитов? Если да, то почему он был возможен? И почему не состоялся? Полагаю, важность этих вопросов для всей мировой истории XX века объяснять не приходится. Ну а для ответа на них придется «копнуть» много шире и много глубже, что я и постарался сделать.

Особое, хотя и не преимущественное, внимание в книге уделено политике Японии, и вовсе не потому, что автор по образованию историк-востоковед. Большинство авторов, писавших на эти темы (в том числе в России), не владеет японским языком, а потому не знает ни японской проблематики, ни трудов японских историков, благодаря чему в их работах «японский фактор» выступает чем-то сугубо второстепенным, «довеском» к политике других держав. Аналогичный упрек следует отнести и официальному изданию МИД РФ «Документы внешней политики», тома которого за 1939-1941 гг. включают множество малозначительных, рутинных документов по другим странам, но, по непонятным причинам, игнорируют такие ключевые события советско-японских отношений, как беседы Молотова с министром иностранных дел Мацуока в апреле 1941 г., хотя эти записи уже опубликованы в нашей стране. Получающаяся в результате картина совершенно не соответствует реальному положению вещей. Пишущие судят о «японских делах» с чужих слов, поэтому процент ошибок, связанных с японскими реалиями, бывает особенно велик, начиная с безграмотных транскрипций типа «суши» и «Такеши» вместо правильных «суси» и «Такэси» (привожу это как наиболее показательный и расхожий пример). Говоря об «оси» Берлин-Москва-Токио, автор постарался достичь баланса всех трех компонентов и в отдельных случаях больше пишет о Японии только потому, что о ней меньше знают.

Адресуя книгу не только специалистам, но прежде всего широкому читателю, я старался не перегружать ее сносками, которые, как показывает опыт, интересны лишь немногим. К ним я прибегал обычно в случае цитирования и близкого к тексту пересказа или когда хотел обратить внимание читателя на особенно интересные источники или работы. Если бы не ограниченность объема книги, количество сносок можно было бы безболезненно увеличить раза в два. Все подстрочные примечания, в том числе к цитируемым текстам, принадлежат автору книги. Что же касается историко-документальной базы книги, то ее характеризует помещенный в конце список использованных источников и литературы. Он также неполон, т.к. не включает издания, к которым я обращался лишь эпизодически; есть в нем и работы, на которые я в тексте не ссылался, – это, так сказать, «подводная часть» исследовательского айсберга.

В книге будет много цитат – из документов, составивших основу исследования, реже из мемуаров и комментариев современников, многие из которых впервые появляются в печати на русском языке, а некоторые вообще никогда и нигде не публиковались [В цитатах везде сохранены орфография и пунктуация оригинала, поэтому одни и те же слова порой пишутся в них по-разному: например, «советское правительство» и «Советское Правительство»; пояснения автора настоящей книги заключены в угловые скобки с пометой «В.М.», пояснения редакторов предыдущих изданий – просто в угловые скобки; купюры, сделанные мной, обозначены простым отточием; прочее специально оговаривается.]. Надеюсь, читатель не посетует на это. Документы рассматриваемой эпохи – даже торопливые и корявые записи переводчиков и секретарей – настолько красноречивы, что в пересказе теряют всю свою прелесть, и говорят сами за себя, во многих случаях делая излишними пространные комментарии.

В основу методологии исследования мною был положен геополитический подход, т.е. признание геополитических факторов приоритетными по отношению ко всем остальным. Один из основоположников современной геополитики Карл Хаусхофер писал: «Геополитический способ рассмотрения, цель которого – представить функционирующие в определенном жизненном пространстве жизненные формы политики как обусловленные одновременно и стабильной географической средой, и динамикой исторического процесса, имеет для всех проблем… большое преимущество, ибо он больше, чем всякий другой подход, позволяет видеть эти проблемы независимо от какой-либо партийно-политической установки и мировоззренческой односторонности… В то же время он весьма полезен для философии истории, ибо не подвержен искажениям со стороны социологических и общественно-политических доктрин и избавляет от той значительной доли предвзятости, которую они обыкновенно порождают».[3] Современные специалисты разъясняют: «Геополитическое положение государства является намного более важным, нежели особенности политического устройства этого государства. Политика, культура, идеология, характер правящей элиты и даже религия рассматриваются в геополитической оптике как важные, но второстепенные факторы по сравнению с фундаментальным геополитическим принципом – отношением государства к пространству».[4] Последнее определение развивает более раннее, данное Хаусхофером: геополитика – это «наука о пространстве в ее применении к государственно оформленной воле».[5]

В качестве рабочего инструментария геополитического анализа я использую оппозицию «евразийство – атлантизм», введенную в широкий обиход в России А.Г. Дугиным, однако полностью оставляю в стороне ее эзотерическое измерение, поскольку не считаю себя компетентным в данной области. В этой системе понятий «евразийство» («теллурокартия», «власть земли») связано не только с евразийским континентом как таковым, но с «континентальным» – в противоположность «морскому» – типом сознания и цивилизации, к которому, несмотря на островное географическое положение, относится и Япония, естественно сопоставляемая, таким образом, с Германией и Россией. Парадоксальный, на первый взгляд, вывод о «континентальном» характере японской цивилизации, сделанный Хаусхофером, мотивируется исторической близостью Японии к континенту – близостью цивилизационной и культурной; оттуда она еще в древности получила большинство даров цивилизации, от иероглифической письменности до буддизма. Японская экспансия, начиная с полулегендарных походов древней императрицы Дзингу, была ориентирована на континент и только во время Второй мировой войны вышла на просторы Тихого океана. Другая же островная империя – Британская – создавалась и развивалась как империя морская, а затем и океанская, а потому стала воплощением «атлантизма» («талласократия», «власть моря»). После Первой мировой войны «силовой центр» атлантизма начал перемещаться, а после Второй – окончательно переместился в США, которые в геополитике нередко называют «мировым островом».

Противостояние Суши и Моря насчитывает не одно тысячелетие и может быть прослежено на протяжении едва ли не всей человеческой истории. Осмысление этого началось, однако, много позже. В октябре 1899 г. Валерий Брюсов писал своему другу писателю Марку Криницкому: «Война Англии с бурами – событие первостепенной исторической важности и для нас, для России, величайшего значения. Только, конечно, наши политики медлят и колеблются и забывают, что рано или поздно нам все равно предстоит с ней великая борьба на Востоке, борьба не только двух государств, но и двух начал, все тех же, борющихся уже много веков. Мне до мучительности ясны события будущих столетий.» .[6] Впереди была русско-японская война, в которой на стороне – если не прямо за спиной – Японии стояла Великобритания и которая определила отношение к России у нескольких поколений японцев, да заодно и европейцев. Вспомним хотя бы Гитлера, прямо возводившего в «Майн кампф» свои англофильские и русофобские настроения ко времени этой войны.