Развод. Без права на прощение - Анна Томченко

на плечо, похлопал. — Так вот, сейчас я реально увидел как это бывает.

— Да иди ты… — отозвался муж. Сбросил руку с плеча. После чего коротко сказал в мобильный. — Все, мне некогда говорить, вечером позвоню…

Муж ещё раз осмотрел кусты, а я застыла. По щекам текли слёзы и горло болело.

Нет.

Этого не могло быть.

Мы же с Германом все начинали вместе. Делили с ним все невзгоды. Я же была той, которая согласилась на скромную свадьбу в одной из столовых, и была счастлива, потому что не важно было как, мне важно с кем.

С Германом.

На мне не было пышного платья или хрустальных туфелек. Мне не делали макияж и причёску. Я сама заплела себе волосы в ажурную косу и закрепила на ней короткую скромную фату. Герман сам бегал с друзьями, чтобы купить алкоголь подешевле, сам договаривался с кем-то из знакомых, чтобы машина, на которой мы приедем в загс была старым раритетным Мерседесом. И нам ничего кроме друг друга не надо было.

А сейчас оказалось, что я так и осталась той Кристиной, которая поддерживала во всем мужа, а он…

Он изменился.

И изменил.

Я выползла из кустов с другой стороны, и отряхнула подол платья, в котором торчали всякие веточки и листва. Направилась вместе с подносом в детскую зону.

Я боялась, что меня перехватят и начнут говорить, потому что из связного я могла сказать только одно: муж мне изменяет.

Я встала с краю площадки, где пена была повсюду и закрывала ножки столов со сладостями, и дети чуть ли не с ума сходили, дёргая нескольких аниматоров. Мирон носился и кричал громче всех. Ему сегодня можно. Он именинник.

Боже… что с нами будет? Как объяснить сыну, что папа больше нас не любит. Как? Как уйти, как в глаза смотреть общим друзьям?

Как я буду одна с сыном?

Гер прав. Я давно не работала. Я потеряла всю клиентскую базу. Я сама загнала себя в декрет, потому что Мирон был долгожданным ребёнком. И теперь я не понимала, что делать.

Куда я уйду с сыном?

Будь я одна, сразу собрала бы вещи и, плюнув на все, прокричала Герману, что со мной так нельзя, но сейчас от моих необдуманных поступков мог пострадать Мирон.

А вдруг Герман вообще захочет у меня его отобрать?

— Крис! — донёсся до меня окрик мужа. — Вот ты где!

Герман подошёл сзади, обнял меня за талию. Я вздрогнула и чуть не закричала, чтобы он меня не трогал, но в последний момент сдержалась. Только положила ладонь на руки мужа, которые замком легли мне на живот и заставила отпустить.

— Кристин, ты что такая? Будто призрака увидела… — Герман развернул меня лицом к себе и замер, глядя в заплаканные глаза. По его лицу пробежала тень понимания, потом холод, а следом злость. — Ты что плачешь, Кристин?

— Мирон… — тихо сказала я, прижимая ладонь к губам. — Он так быстро растёт. Видишь уже какой.

Я перевела взгляд на сына, потому что было больно смотреть в глаза супругу, который предал меня. Предал нашу семью. Сына своего…

— И что из-за этого плакать? — расслабился Герман. — Ты что, Крис… Ну растёт пацан. Посмотри какой шустрый.

— Да растёт… — я снова отстранилась от мужа. Если сейчас я устрою скандал, если обнародую измену, то Герман может меня просто выгнать или наоборот лишить хоть какой-то самостоятельности. Если муж поймёт, что я знаю про его Настю, то свяжет мне руки. А мне надо хотя бы подготовить свой уход. Поэтому я, подавив в себе ненависть и боль, легко спросила. — Может ещё одного ребенка заведём?

Мне просто хотелось посмотреть в глаза мужу в этот момент.

Но Герман вдруг вскинул бровь и притянул меня за талию к себе:

— Ты же не хотела торопиться… — его губы прошлись мне по виску.

Я ощутила укол ненависти.

Изменял мне. Уже приговорил нашу семью, поэтому и не согласился.

— Четыре года. Думаю пора, — холодно заметила я, глядя мужу в глаза. — Тем более может быть наконец попробуем всякое, что я никогда и не делала…

Я склонила голову к плечу и заметила, как глаза мужа забегали.

— Что не делала? — уточнил он, а нитка пульса на шее забилась в истерике.

— Разное… — повела я плечиком, в душе сгорая от боли. Казалось вся кровь в венах стала вдруг огнем и только сильнее разжигала мои чувства. — Всякое. Ведь пока начнём делать ребенка, пока получится… Много времени ведь может пройти. Все попробовать успеем…

Меня аж трясло при взгляде на ошарашенное лицо супруга, но чтобы не нарываться, не дать ему понять, что я потребую развода в ближайшем времени, я мило улыбнулась, скрежетнув зубами, и прошла к столам.

Сразу же подбежала свекровь, стала благодарить за внука. Я кивала и улыбалась, стараясь сдержать слёзы. Я видела, как Герман, выдохнув, ушёл в компанию мужчин.

— Мама! Мама! — подлетел ко мне весь мокрый Мирошка и вцепился сырыми ладошками в подол платья. Я присела на корточки и приобняла сына, сама вся становясь влажной от пены. — Пойдём быстрее в шаре будем стоять!

И мы пошли.

Мирон был тем единственным из-за кого я не могла позволить себе слабость, поэтому весь праздник, свечи и торт я ходила с замершей на губах улыбкой. Когда Герман нас с Мироном обнимал, я почти не желала всех кар небесных мужу.

Хотела одного.

Развода.

Когда гости разъехались по домам, а я отпустила домработницу и уложила сына спать, Герман вдруг засобирался.

— Что ты делаешь? — уточнила я.

— Надо до работы доехать, забрать документы на новый проект, хочу ночью поработать, — отозвался нервно муж.

Теперь я видела все. То как он быстро и дёргано застёгивал ремень на джинсах, как натягивал футболку. Как отводил глаза, отвечая на мои вопросы.

Предатель.

Лживый предатель, который даже о своём сыне не подумал…

— Гер, — капризно протянула я, и муж вздрогнул. С момента рождения Мирона все капризы были только его, а я засунула свою внутреннюю, желающую многого, Кристину поглубже. Такие ноты и интонации для меня были давно забытыми. Для мужа впрочем тоже. Он медленно обернулся ко мне. — А я думала мы будем заниматься вторым ребёнком…

Я прекрасно понимала, что ничем мы заниматься не будем, потому что наша личная жизнь тоже претерпела изменения с рождением ребёнка и стала…

Обычной стала.

— Не сегодня милая, — хрипло сказал муж.

Мое сердце стучало в горле, а ладони вдруг стали влажными.

Я понимала, что не смогу молчать. Не смогу улыбаться Герману и