Исход - Виктория Гетто

От разглядывания его отвлёк лёгкий толчок в спину. Обернулся. Перед ним стоял широкоплечий мужчина, намного крупнее его, с тем же незнакомым оружием в руках. Что-то коротко произнёс, повёл стволом в сторону палаток. Понятно, приказывает идти. Ну, может, хоть сейчас что-нибудь проясниться…

В палатке Рарога ждали. За большим столом из металла и того же неизвестного ему материала сидели шесть человек. Все среднего, если не старше, возраста, чем-то неуловимо похожие друг на друга. На одном было невиданного фасона пенсне с тёмными стёклами, отчего человек напоминал слепого. Все с любопытством рассматривали пленника. Затем обратились к его конвоиру. Пётр напрягся, пытаясь разобрать хоть что-нибудь. Тщетно. Совершенно незнакомая речь.

Послышался шорох ткани, пленник обернулся. В палатку входили захватившие его люди со своими мешками. Построились в шеренгу. Старший коротко доложил, даже показал на него, Рарога. Вытащил из куртки бумаги, в которых Пётр узнал свои документы. Протянул «слепому». Тот взял, раскрыл, внимательно посмотрев, передал соседу. Тот после точно такой же процедуры – дальше. А разведчики стали выгружать содержимое своих мешков прямо на дощатый пол. Русич с удивлением смотрел на газеты, книги, игрушки, инструменты, патроны и гильзы, монеты… Зачем им старая одежда?! Или выщербленный топор? Набор для игры в тавлеи и книжка детских лубков? В чём смысл такого поиска? Последним легло оружие. Две винтовки, русийская и прусская. Его собственный многозарядный револьвер системы Грушина. Россыпь патронов разного калибра, ручная бомба. Бебут. Стандартный гонведский ножевой штык, неведомыми путями оказавшийся тут.

Окинув взглядом добычу, «слепой» едва заметно ухмыльнулся, ухватил газетный лист, развернул. Петру было хорошо видно название издания – «Императорский вестник». Причём, как он разглядел, старый номер. Едва ли не месячной давности. Рядом чуть слышно стукнуло. Он вздрогнул от неожиданности, повернул голову – возле него просто поставили стул. Из того самого неизвестного ему гладкого блестящего материала. «Слепой» указал ему на него. Понятно. Предлагает сесть. Пётр с опаской опустился на сиденье – конструкция не только выглядела непривычной, но и казалась хлипкой. Не хватало только растянуться на чужих глазах. К его удивлению, стул был удобным, и, как стало понятно, прочным.

Вежливо подождав, пока офицер усядется, «слепой» сделал непонятный жест, и один из бывших с ним в палатке людей заговорил на русийском. Правда, исковерканном, с сильным акцентом, но понятном:

– Представьтесь, пожалуйста, молодой человек.

– Пётр Рарог. Прапорщик Императорской армии Русин. На вопросы, касающиеся военной тайны, я отвечать не буду.

– Почему?

– Я давал присягу и офицерской чести не нарушу.

– Понятно.

Спрашивавший перевёл, и «слепой» удовлетворённо кивнул. Что-то коротко спросил, переводчик снова заговорил:

– Ваши военные тайны нам неинтересны. Лучше расскажите нам о Русин.

– О Русии?

– Да. Об Империи.

– Зачем? Каждому интеллигентному человеку достаточно лишь выйти на улицу…

– Молодой человек, отвечайте на вопрос.

– Но я не совсем понимаю, что вас интересует?

– Всё, – последовал спокойный ответ. – Абсолютно всё. От того, кто и как правит страной, до любимого напитка последнего извозчика на вокзалах столицы. Кстати, как она называется?

Прапорщик опешил: не знать таких элементарных вещей? Известных всем и каждому? Да кто они такие?! Куда он попал?..

Всё шло как обычно: тлеющий конфликт на окраинах страны в очередной раз вспыхнул ярким пламенем после того, как в него подкинули новую партию долларов. Затем ввели новые санкции, сразу же проявившие себя на полках магазинов, где продавцы усердно переписывали ценники по нескольку раз в день. Дальше, естественно, подскочили цены на бензин, жилищно-коммунальные услуги. С экранов телевизоров лоснящиеся от жира морды «экспертов» и политологов усердно разъясняли обнищавшему до последней крайности населению, что это всё во благо проживающих в государстве людей и оно простимулирует их трудоспособность.

Словом, всё как всегда. За одним исключением. Люди, живущие в стране, всегда отличались своим терпением, но даже ему приходит предел. И народ начал задумываться: что не понравилось властям предержащим? Нет, речь шла не о тех, кто официально стоял у кормила власти. Они были слишком заняты другим. К примеру, как удержаться на своём посту, как набить карманы, чтобы обеспечить себя и своих потомков роскошной жизнью в других странах, когда придёт время уходить на пенсию, потому что оставаться в государстве, где их усилиями были полностью уничтожена экономика, здравоохранение и образование, никто из этих людей, естественно, не собирался. Но люди, выживающие на одной шестой части суши, уже подошли к грани, за которой реально светился бунт. Не революция, а именно бунт. Жестокий, кровавый и беспощадный. Я вернулся домой после очередной поездки на заработки и обнаружил, что жить, как всегда, стало ещё хуже и ещё тяжелее. Три месяца в окопах, потому что где ещё можно заработать, как не на войне, смогли погасить кое-какие долги, привести чуть-чуть в порядок разваливающуюся от ветхости квартиру в панельном доме полувековой постройки. Впрочем, может, именно то, что наше жильё было построено ещё при канувшем в бездну времени «золотом» времени социализма, и помогало девятиэтажному дому не рассыпаться от ветхости и безграмотной постройки, чем грешили фешенебельные таунхаусы и элитные небоскрёбы, возводимые руками безграмотных гастарбайтеров из азиатских регионов.

После того как болевшая в последнее время жена легла спать, утомлённая хлопотами на кухне в честь возвращения мужа, я сел за компьютер. Все три месяца в грязи, крови и пороховой гари связи и выхода в Интернет у меня не было. Писем в почтовом ящике накопилось огромное количество. В большинстве, разумеется, спам. Но и посланий от друзей было немало. Попадались деловые письма от администраторов немногих форумов, на которых я пропадал, когда была такая возможность, их я прочитывал с особым вниманием, потому что грамотных людей, а я мог себя отнести к таковым, благо в своё время мне повезло, и я успел закончить МЭИ до того, как страна развалилась, при демократии стало куда меньше. Гораздо больше появилось «эффективных менеджеров», не умеющих связать и двух слов. С каждым разом ездить на «работу» становилось всё тяжелее, возраст начинал сказываться, дети уже выросли, завели свои семьи. Дочка, изуродованная генетически модифицированными продуктами, никак не могла родить, хотя уже собиралась отпраздновать третью круглую дату в своей жизни. Младший сын как-то крутился, расставшись с очередной кандидаткой на его вторую половину, – она просто ушла, не выдержав вечного безденежья и обречённости существования. Нормальной работы он найти не мог, потому что не имел ни мохнатой лапы, ни модной сексуальной ориентации, предпочитая мужчинам женщин, а на сколько-нибудь приличные зарплаты работодатели предпочитали нанимать приезжих, с которых можно было снимать часть зарплаты в свой карман. Местным же приходилось платить более-менее честно, да ещё обеспечивать социальный минимум, всё ещё, к удивлению многих, не отменённый в борьбе с инфляцией. Парень уже не раз просился со мной, но я не был бы отцом, если бы потащил его, не умеющего ничего, что требовалось нормальному наёмнику-добровольцу, в мясорубку, которой стал долгий конфликт на юго-западной границе…