Духи рваной земли - С. Крэйг Залер

Впервые за много месяцев Иветта смотрела в глаза существа, к которому не испытывала ни ненависти, ни отвращения, и по ее щекам покатились слезы. Задержавшись на краешке подбородка, капельки срывались и падали на промокший матрас.

Не впечатлившись плачем, вальяжный пес почесал бок и проинспектировал когти.

– Привет, – сказала Иветта.

Пасть открылась и закрылась, словно животное вознамерилось произнести что-то, но передумало. Вместо этого пес сел и поднял правую лапу.

– Так ты знаешь, как здороваться?

Пес глядел с видом важным и даже высокомерным.

Иветта подалась вперед, но пожать предложенную конечность не успела из-за накатившей тошноты. Пошарив под кроватью, она подтащила металлический горшок, в который и исторгла большую часть насильно закачанного супа. На разгоряченном лице проступил мелкий пот, снова начались спазмы.

Иветта вытащила изо рта спутанные прядки волос, сплюнула в собственные испражнения остатки кислой блевотины и задержала дыхание, чтобы не вдохнуть зловоние, которое наверняка вызвало бы еще один приступ рвоты. Затем вернула на место металлическую емкость, откинулась на спину и уставилась в потрескавшийся потолок. Когда приходящие чужаки роняли сопли на ее груди, словно она была мамочкой и могла каким-то образом вернуть их в состояние восторженного младенчества, или вторгались в ее чрево, Иветта глядела вверх, на трещины в камне, и представляла себя ползущим по грубому потолку жучком. Некоторые хотели, чтобы она смотрела на них и разыгрывала страсть, но оказывать такие услуги получалось только после того, как Деревянный Нос давал ей лекарство.

Надежда на спасение из ада таяла с каждым месяцем и, хотя не исчезла совсем, превратилась в пылинку. Разговаривая с Господом, Иветта каждый раз молила Его послать спасителей или забрать к Себе. Слишком долго она страдала. Может быть, пес – друг, данный в утешение, когда жизнь подходит к жалкому концу?

Иветта села и, переждав волну боли, вытянула усохшие щиколотки и спустила ноги с кровати. Дрожа, наклонилась и протянула руку.

– Дай лапу.

Пес чихнул, зевнул, но лапу не подал.

Обдумав возможные причины собачьей неотзывчивости, женщина сказала:

– Mano[6].

Словно принося присягу, пес с важным видом поднял правую лапу.

Пленница пожала ее и отпустила.

– Так ты мексиканец?

Пес чихнул.

– Ты же не виноват. – Иветта ненадолго задумалась, припоминая нужное испанское слово. – Habla[7].

Пес гавкнул, и тут же борода его взметнулась от потока воздуха, с шумом ворвавшегося в комнату. С противоположного конца донесся металлический скрип. Иветта и ее высокомерный гость посмотрели на дверь. В открывшемся проеме, освещенный из коридора факелом, вырисовался силуэт человека с деревянным носом. Вместо привычного дождевика на нем были коричневые штаны и красивая бордовая рубашка. Маленькие глазки, поймав огонек свечей, сияли, как две далекие звезды.

– Нравится Генри?

Иветта почувствовала, как в комнату вползает зло.

Мужчина почесал шею и ткнул указательным пальцем в собаку.

– Его зовут Генри. Нравится?

– Меня вырвало. – Иветта наклонилась и выдвинула из-под кровати металлический горшок с мочой и блевотиной. – Сюда. Ты можешь…

– Генри – цирковой пес из Мехико. Хозяин умер, дочка продает зверей, чтобы купить отцу гроб.

– Я хочу есть, – перебила его Иветта, рассчитывая перевести разговор на другое. – Tengo hambre[8]. Пожалуйста…

– Генри. – Пес поднял голову и посмотрел туда, где светились две точки, глаза человека с деревянным носом. – ¡Vengaqui! (Иветта знала, что это означает «Ко мне!».)

Пес послушно подошел.

– ¡Alto![9]

Пес остановился.

– ¡Siéntate![10]

Пес сел.

У Иветты похолодело в животе.

– Не надо! Нет!

Деревянный Нос с силой хлопнул дверью.

Дерево двинуло по собачьей голове с одной стороны, камень – с другой. Пес взвыл.

– Не тронь! – Иветта поднялась с кровати, но покачнулась от головокружения и свалилась на матрас. – Оставь его!

Деревянный Нос снова открыл дверь. Пес жалобно заскулил, отшатнулся, но остался на ногах и потряс головой.

– ¡Vengaqui!

Животное подалось вперед. Дверь ударила по морде, и что-то хрустнуло.

– Перестань! – крикнула Иветта. – Хватит, хватит!

Дверь снова открылась. Повернув неестественно голову, словно наблюдая за полетом пьяного шмеля, пес поплелся в комнату. Из ноздри и правого уха капала кровь, из скривившейся морды выступала расщепленная кость.

Деревянный Нос подошел к пленнице. Бусины на мокасинах пощелкивали, как игральные кости.

Пес завалился на бок, но поднялся, встряхнулся и прошел кругом по комнате, дергая раненой головой.

Невдалеке от кровати мужчина остановился.

– Reina. Mírame[11]. На меня!

Иветта вытерла мокрые от слез глаза и подняла голову.

– Ты будешь делать хорошо клиентам, или Генри сильно будет страдать.

– Да, да. Я буду хорошей.

– Постель не будешь пачкать?

– Не буду, – заверила его Иветта.

– Bueno[12]. – Деревянный Нос повернулся и прошел мимо спотыкающегося пса. – Теперь мы с тобой друзья.

По пути от конюшни к дому Футменов Натаниэль Стромлер размышлял о домашних сварах – наихудшей, по его мнению, форме общения. В детстве, которое прошло в Мичигане, он часто становился свидетелем родительских перебранок, особенно зимой, – тогда их жар превосходил тепло пылающего камина. К десяти годам Натаниэль уже решил, что такого рода обмены мнениями случаются лишь тогда, когда ссорящиеся не способны думать ясно, выражаться точно и сохранять благоразумие, сталкиваясь с противоположной точкой зрения.

Невеста же Натаниэля, Кэтлин О’Корли, придерживалась иного взгляда и полагала, что выяснение отношений явление нормальное и полезное и служит доказательством неравнодушия вовлеченных в процесс людей. (С этим выводом жених позволял себе не соглашаться.)