Взгляд сверху - Арсений Соломонов

– Ну так вот, – продолжил сумасшедший старик, – надоело мне страдать, что близкие люди умирают, мне их, в отличии от тебя, жаль. Вот я разозлился, и по глупости передал всю силу неизвестно кому.

– Как так, передал? – изумился я.

– Да так, просто взял и передал. Слово сильное на ветер бросил, а оно в воду попало, и уплыло с концами. Больше я его и не слышал. Силы великой во мне больше не было, и тому я был безгранично рад. Поначалу, конечно, непривычно, что жизнь как у всех людей, незамысловатая… Да только не долго мне радоваться пришлось. Вернулось проклятие, да ещё как… другим боком.

– Каким таким… Другим?

– А таким. Исполнилось мне восемнадцать лет и решил я жениться. Женился на девушке красивой и необыкновенной. Да только необыкновенность её выражалась в том самом колдовстве, которое в речку я опрокинул. Она в это время в ней купалась и подхватила, как заразу.

– Почему как заразу? Жизнь же другая, интересная. Живёшь, лечишь и всем помогаешь, что плохого-то?

– Да, какой же ты наивный. Ты хоть раз жил подобным образом? Ты хоть представляешь, какого это, своих убивать, ради чужого блага?!

– Нет, – с малой радостью и ухмылкой произнёс я. Отчасти, я хотел превратить грустный рассказ старика в шутку, что б хоть как-то его приободрить, да только, похоже стало на оскорбление, и потому старался не говорить ничего лишнего, кабы не задеть тонких струнок чувств.

– Да не глумись, коль не знаешь. Жили мы с ней в радости и горе, посуду делили и дела в быту. Видел я, как она и лечит, и помогает всем в деревне. От какой болезни и хвори спасёт не своего, чужого… А принесёт своим родным по крови, как нежданную весть с другого края, так и она. И не говорит никому, чего ей это стоит. А ежели и говорит, так в подробностях не описывает, чтоб спасённый не чувствовал себя виновником её трагедий и отказаться не смог. Я всегда был против такого, это нечестно как-то, человек же цены не знает, не знает, на что идёт.

– А говорить-то зачем? Разве им нужна горькая правда?

– Да ведь человек, незнающий всего, всегда ошибки совершает. А потом жалеет об этом. Знаешь, скольких я встречал тут на небе, которых она спасла от хвори, али болезней каких? Они подходят ко мне и говорят, мол, зачем мы спасения просили, зачем пришли, зачем согласились. Нас теперь тут на небе страдать заставляют, от того, что себя сами не спасали. Говорят, мол, вы хитрым путём пошли, от того и мучиться будете, и умирать душою. Нам ведь, всегда дни давали на добрые поступки, а мы сразу легкой дорогой шли и принимать смерть не хотели. От того теперь и страдаем. Боялись умирать и страдать боялись, и от того теперь здесь в мучениях прибываем. Лучше бы мы возможность использовали, а не услугу.

– А она об этом знает? О том, что с людьми после смерти делается?

– Думаю да, она вообще много чего знает, только поступает всегда по-другому… Не знаю… Может, стратегия какая, да только она мне не нравится. Она же не Господь Бог, в конце то концов. Единственное, что их роднит, так это желание всех спасти. Только бог возможность даёт, а она – само спасение, а это великая разница. По доброте душевной людей спасает, а близкие её и она сама страдают невыносимо. Представляешь, какой это крест? В итоге никому лучше не становится. Я тебя знаю, хоть ты человек и холодный, и над смертью не хнычешь, и родными не дорожишь. Да только ты представь… Захворал ты, скажем, болезнею бесовской, и смерть твоя уже на пороге. А к тебе приходит какая – нибудь такая же, как моя жена, старая ведьма… И лечит тебя, в ущерб себе.

– Если бы я знал, тогда предпочёл бы смерть. Хоть и жизнь люблю, а смерти боюсь страшно, да только каждому своё время. Пусть я лучше умру, чем кто-то из-за меня. Тем более, если речь заходит о близких сердцу людях.

– Вот и я ей о том говорил при жизни, да только всё без толку. Наверное, ей виднее. Я от того в воду и сгинул, ибо болезнь у меня была страшная, не мог же я ей довериться. Мне от того и здесь хорошо на небе. Бог сказал, что смелость во мне есть перед смертью и доброта в ином виде, потому меня и наградил вечным счастьем в облаках. Я в них купаюсь и говорю, что думаю. Не хорошо, правда, говорю, глупости разные, но зато в тепле.

– Теперь понимаю, почему вы здесь, но раз тогда она всё знала, почему не предупреждала спасенных о своей плате?

– А ты сам подумай. Вот любому предложи, здравомыслящему, любой откажется. Она потому и не говорит, чтоб была возможность спасти. Потребность в добре, её же нечем не вытянешь. Я этому положению дел всегда восхищался и корил её, чтоб неповадно было. Людям по природе своей всегда необходимо от чего-то беречься. Кому-то от брани, кому-то от убийств, а кому-то от грабежа. В этом случае, почему бы и не попытаться воздержаться от спасения, оно может и будет добром? Даже из всей великой любви к людям, они того не стоят. В конце концов, может, это её спасение, а она его достойна больше всякого проходимца.

– Да как же воздержаться от спасения людей? Коль это тоже труд, может, оно и к лучшему? Может, так и надо? Может, в этом и есть великая мессия?

– Я тоже сначала так думал, пока на небо не попал. Много лет уж прошло, а я всё тут… Встретил всех, кто умер не в свой срок, а в спасённый. Знаешь, как обозлились на меня за то, что я её не остановил? Говорят мне, мол, возвращайся на землю другим человеком, и растолкуй, что к чему, может, её наивность тебя и спасёт.

– А вы что? Не думали вернуться?

– А что я? Я уже умер. Что с меня взять? Сижу на небе, наблюдаю, как она живёт долго, почти вечность. Все спасённые уж умерли от старости, а она всё там все кого-то лечит. Такая же смелая и потерять ничего не боится. В этом, наверное, и заключается бессмертность.

– А у меня она есть! Я тоже смелый! – воскликнул я с радостью. – Я бессмертен и ничего не боюсь. Пусть люди умирают, они же временные, как и я.

– Тебе когда бог сердце выдавал,