До востребования, Париж - Алексей Тарханов

– Странно, – сказал мне сосед, удивившись моей горячности, – вы же, кажется, русский, вам ли бояться холода?

– Вы считаете, месье, что мы, русские, не боимся холода? Это совершенно не так! Мы, русские, не боимся жары. Мы считаем, что комната должна быть нагрета докрасна, и тогда нам наплевать, что там на улице. Невыносима ведь не температура на мостовой сама по себе, а отсутствие разницы между улицей и домом.

Что такое мороз для французов? В конце концов, вам надо, стиснув зубы, продержаться две холодные недели, а там весна вознаградит вас сполна. Мы же, погруженные в зиму на полгода, не можем ждать помилования во глубине сибирских руд. Мы можем только яростно бороться, согреваясь снаружи и изнутри.

Мы никогда не шутим с морозом, потому что знаем, как он лют! Мы уважаем его как нашего главного генерала, героя отечественной войны, и не одной. Врагов мы не просто уничтожаем, мы их вымораживаем, как вшей.

А вот сейчас выморозить пытались меня.

#парижскийадрес #парижскиевремена́

Отсиживаться дома я не мог. Моя виза действовала три месяца, и за эти три месяца Французская республика должна была решить, достоин ли я дальше мерзнуть в ее объятиях.

Сначала следовало прописаться в моей квартире.

Нам в Москве говорили, что «прописки в цивилизованных странах нет». Я помню. Как бы не так! Просто в Париже это происходит вовсе не в полиции. А в коммунальных службах. В так называемой EDF – национальной электрической компании.

Главное доказательство, что ты проживаешь по указанному адресу, это справка электриков о том, что ты там платишь за свет. Мысль о том, что ты можешь платить за свет сразу в двух квартирах, кажется абсурдной и не рассматривается.

Контора EDF в морозы была переполнена, как московская сберкасса в дни выдачи пенсии. Дело в том, что большинство квартир в центре обогреваются электрическими радиаторами, и мороз выгнал из нор злостных неплательщиков. Все, кто с лета откладывал свой визит к электрикам, встали в срочную очередь. Так бегут к ночному зубному люди, прежде надеявшиеся, что пломба сама как-нибудь вернется на место.

Чтобы открыть счет в EDF, надо иметь счет в банке. Чтобы открыть счет в банке, надо иметь счет в EDF. Логически эта головоломка не решается, никак. Практически – да.

Кто-то первый из операционисток верит вам на слово:

– Принесете счет, как только? Обещаете?

– Гадом буду!

К вечеру мне подключили свет, радиаторы заработали, и в абсолютных рекордах потребления электричества, которые ставила в эти дни Франция, была отныне и моя доля.

Отовсюду приходили тревожные известия. Враг наступал – вымерзли посевы салата, страшный урон понесли артишоки. Ночью в пригороде человек, решивший свести счеты с жизнью, прыгнул в пруд с моста, но пруд замерз. Лед выдержал, счеты не свелись. Это была единственная хорошая новость в последнем выпуске по TV.

Утром следующего дня я открыл счет в банке, автоматические двери которого замерзли от холода и не открывались. Надо было идти дальше – в министерство иностранных дел на аккредитацию. А уже оттуда мне предстоял рывок в полицию, в префектуру – вместе с другими понаехавшими, чтобы получить «титр де сежур» – разрешение и дальше согревать Париж своим человеческим теплом.

#парижскийадрес #парижскиевремена́

Раньше документы подавали сразу чуть ли ни напротив Нотр-Дама, в здании главной парижской префектуры. Но в год моего приезда пункт первоначального приема чертовых иностранцев был перенесен подальше, за Триумфальную арку. В эту общую контору, куда отправляются все понаехавшие из всех парижских районов, я пришел морозным утром и встал в бесконечную очередь, черную на белом снегу.

В дни моей юности я видел такую перед мавзолеем на Красной площади и другую напротив – в ГУМ.

Когда я увидел, что у двери пишутся списки, я окончательно почувствовал себя как дома, в юности. Пропускали только по списку. Доброволец с бумажкой бойко выкликал имена: «Синдих! Али! Нджайе! Мбаке! Ашраф!»

Всерьез он запнулся только на моей фамилии.

Картина напоминала иммиграционный пункт инопланетян из «Людей в черном». Понаехавшие – всех цветов кожи, всех размеров, с губами и черепами всех форм, говорящие со всевозможными акцентами – окружали меня, как инсталляция в этнографическом музее, и я чувствовал себя таким же инопланетянином. Совершеннейшим чужаком, хоть и белым, и седым. Вдвойне чужаком – чуждым и французским полицейским, и очереди.

Люди, стиснув зубы, топтались на морозе, ожидая, когда их пропустят через рамку посидеть на стульях. Мне было жалко уроженцев юга – в очереди не было ни одного эскимоса, а вот им-то погода вполне бы подошла.

Три слова витали в морозном воздухе: «титр», «ресеписе́», «рандеву». Титр – вожделенное разрешение, ресеписе – временное разрешение, а рандеву – то, посредством чего добывается и первое и второе. То есть прием у инспектора. Путь ко всему тогда был один – очередь. Теперь – неработающие сайты в интернете. Даже не скажу, что хуже.

Мне не приходилось в длинной жизни стоять ни в одной приятной очереди, но в этой, довольно противной и холодной, не было ничего оскорбительного. Нас держали не для того, чтобы унизить, но для того, чтобы, как ни странно, помочь.

Мне повезло. В тот день многие остались дрожать дома у печек, и народа было меньше, чем обычно. Через каких-то полдня с ресеписе в кармане я вышел обратно на мороз и двинулся домой по проспекту Великой Армии.

Начинается он там, где кончаются Елисейские Поля – у Триумфальной арки. Это широкий проспект с боковыми улицами наподобие московского Комсомольского или питерского Московского и такой же ветреный в холодное время года.

Он назван в честь Великой армии – шестисоттысячного войска Наполеона, отправившегося в Россию испытывать нашу зиму.

На фризе Триумфальной арки размещены названия мест, где великая армия одержала великие победы. Со стороны проспекта есть и надпись «Москва». Уже двести лет спорят, какая армия там победила, но возвращение из Москвы в Париж, несомненно, относится к самым ужасным страницам французской военной истории.

Сейчас по стопам Великой армии в город входил сибирский антициклон и гнал перед собой прохожих, закутанных, как на картине Прянишникова «Французы в 1812 году».

#парижскиевремена́

Французы вскоре прознали, откуда сей колотун, мощный антициклон, атаковавший Европу. Это был мой соотечественник. Гость с северо-востока. По имени «Москва – Париж». Нет, это название больше не ассоциируется с названием знаменитой выставки 1980-х в Центре Помпиду и Пушкинском музее (если бы мы только знали тогда про ветер на афише!). Это холодный фронт, который раз в два-три года налетает на Францию. О нем на третий день, когда колотун просто достал, заговорили все французские телеканалы.