Чудо как предчувствие. Современные писатели о невероятном, простом, удивительном - Евгений Германович Водолазкин

парни, как апокрифический Китоврас, никогда не сворачивают с дороги. Что в тот памятный день и привело их к столкновению. Слон оказался сильнее и отправил носорога в форменный нокаут. Одержав чистую победу над соперником, слон поднял голову — и увидел джип, который в воинственном угаре принял за еще одного носорога. Если вспомним историю с ветряными мельницами, то поймем, что такое происходит не только в царстве животных. Слоны, как и люди, видят ровно то, что ожидают увидеть. Победив одного носорога, розовый слон был полон решимости победить и другого.

И вот он, момент чуда. Перед мчащимся в ярости слоном на дорогу садятся четыре птицы. Что за птицы, откуда слетели? С неба — больше неоткуда. Пестрые, размером с гуся. Марабу? Трудно сказать. Одним словом, райские птицы. И слон — останавливается. Он завороженно смотрит на птиц и как бы погружается в раздумья.

О чем думают в такие минуты слоны? Этого не знаем ни я, ни Сан Саныч. Может быть, розовый слон жалел розового носорога, который медленно приходил в себя неподалеку на обочине. Джип объехал слона, что называется, на цыпочках. Но теперь это был другой слон. Совершенно мирный. В свой губастый рот он осторожно вкладывал подобранные хоботом листочки.

Все выдохнули. «А какой некролог пропал! — прокомментировал произошедшее Сан Саныч. — „Затоптан слоном в Южной Африке“». Да, в наших условиях такого некролога не дождешься.

Но произошло ведь, по сути, чудо. Которое оказалось гораздо действеннее инструкции по сафари. Вспоминал ли в тот ответственный момент Сан Саныч какие-то молитвы? Не знаю, я у него не спрашивал. Но, думаю, вспоминал.

О втором случае я услышал от Дмитрия Петрова — полиглота и остроумного человека. Однажды на совместном нашем выступлении его спросили, можно ли выучить язык во сне. «Можно, — ответил Петров. — Есть только одна проблема: когда просыпаешься, всё забываешь».

Весной 2013-го, если не ошибаюсь, года Дмитрий читал соотечественникам курс итальянского языка. Локация, как любят сейчас говорить, для итальянского курса оптимальная — город Рим. В Страстную субботу неожиданно возникла идея поехать всей группой в русский храм. Желающих отправиться туда с Дмитрием было семь человек. Можно предположить, что степень готовности отстоять долгую службу была у всех разной. Как это всегда бывает при коллективных перемещениях, раздались голоса, что трудно будет поймать машину, что в субботний вечер в городе пробки и что в храм, скорее всего, не успеть.

На серьезный лад всех настроило уже то, что к группе из восьми человек неожиданно подъехало два пустых такси. Одновременно. Когда же по пути следования машин пробки стали активно рассасываться, все уже были готовы к чему-то необычному.

Храм Николая Чудотворца, находящийся возле вокзала Тermini, был переполнен. После крестного хода его покинула очередная группа туристов, появилась возможность войти внутрь. Петров с учениками и вошли. Стоя в притворе, рассматривали церковь.

Внезапно один из священников направился в их сторону. Дмитрий посторонился. Он испытывал особое спокойствие того, кто знает, что ничьего внимания не привлечет и идут точно не к нему. Но священник шел именно к Дмитрию. Этот высокий, статный человек напоминал Моисея, перед которым расступалось море. А потом, конечно, смыкалось. Сказав, что его зовет настоятель, священник повлек Дмитрия через весь храм к Царским вратам.

Дальше все происходит как во сне. Задав пару полагающихся вопросов, Дмитрия благословляют на службу. Его облачают в стихарь и дают два листа с текстом. Дмитрий не скрывает своей растерянности, но настоятель жестом дает понять, что объяснения оставляет на потом, а сейчас нужно участвовать в службе.

Началось чтение Евангелия от Иоанна. Чтецы выстроились полукругом и по очереди читали текст на разных языках. Дмитрию достались немецкий и английский переводы. Еще несколько человек прочитали стихи Евангелия после Дмитрия.

После службы чтец Дмитрий спросил у настоятеля, что это было. Тот ответил коротко: традиция. Из более подробного ответа следовало, что в Страстную субботу в память о двенадцати апостолах на двенадцати языках читают Евангелие от Иоанна: на греческом, латинском, арамейском, церковнославянском, армянском и других.

В 23:30 настоятель, по его словам, осознаёт, что в этом году на службе некому прочесть Евангелие по-английски и по-немецки. В ту же минуту он начинает усердно молиться о том, чтобы это упущение было исправлено. Оканчивает моление в 23:50. Окидывает взглядом храм и — видит полиглота Дмитрия Петрова.

«Я тут же батюшку за вами и отправил, — подытожил настоятель. — Мы ведь все вас знаем: весь наш приход учит итальянский по вашему курсу». Он светился спокойствием. Не сомневался, что по его молитве просимое будет дано. Скорее удивился бы, если бы этого не произошло. Это был тот самый тип священника, о котором говорит один из чеховских персонажей: идя во время засухи молиться о дожде, он брал с собой зонтик.

Мне кажется, что вера в чудо — важное условие его сотворения. Видя эту веру, Бог нарушает естественные законы. А еще чудо должно быть необходимым. То есть тем, без чего ничего не получится. Оно может быть явлено в тот момент, когда естественные законы уже бессильны. Только Бог выше таких законов, и явление чуда всякий раз это обстоятельство подтверждает.

Однажды у меня был творческий вечер в Хельсинки. После выступления — принятая в таких случаях автограф-сессия. В условиях заграницы — занятие не из простых. Все дело в именах. Подписывать ведь просят конкретным лицам. Не очень легко это было в европейских странах, но все познается в сравнении. Что значит цветущая сложность, я понял, подписывая книги в Японии, Китае и Вьетнаме. Даже финны со своим сверхсложным языком не казались мне впоследствии чем-то непреодолимым: имена-то у нас во многом общие.

Тогда, после выступления в Хельсинки, возникла сложность, с финнами не связанная. Ко мне подошла русская дама и попросила подписать книгу женщине, у которой последняя стадия рака. Добавила: у нее ребенок одиннадцати лет. У меня опустились руки. Человек не просто уходит, хотя и просто здесь — совсем не просто. Он уходит в страшной боли, потому что никто не позаботится о ребенке так, как мать.

Что я мог написать? Что она выздоровеет? Чтобы не теряла присутствия духа? Я молча сидел с ручкой в руке, а очередь терпеливо ждала. «Напишите что-нибудь», — тихо повторила дама. И вдруг я подумал, что мне, которому нечего сказать, необязательно что-то говорить самому. Можно напомнить слова тех, кто знал, что сказать. И я написал строку из церковного песнопения: «Бог идеже хощет, побеждается естества чин». Подумав, приписал русский перевод: «Там, где захочет Бог, преодолевается естественный порядок вещей».