Броневой - Илья Те

Калмыша из сна вырвал крик.

— Костян, что, опять задрых? Сейчас обварит тя, придурок, как в прошлый раз! Не спать. Не спать! — проорал Петя Малерийкин, вваливаясь в ангар с лопатой наперевес, словно с винтарем из боя. На что имел право. Снег, который соскребали с подъездной дорожки всю зиму, слежался вперемежку с копотью, отработкой, прочим дерьмом, и сейчас стал твердый как деревяшка. Нежной девоньке Весне эта субстанция поддавалась мало. Однако лому и лопате — вполне. Поскольку талый снег содержал изрядную доли всякой отравы, Маляр, как всякий эмоционально-творческий человек, долбил его последние дни просто остервенело. И на тачке отвозил подальше от дверей. Дабы испарения, понимаешь, не скапливались в ядовитые лужицы.

Калмыш открыл правый глаз и вяло помахал рукой. На крики напарничка ему было давно и убедительно насрать. Однажды, конечно, его обварило кипящим тослом, но то было давно (почти год назад, мля, — вечность!) и был он тогда зеленый. В отличие от тосола температура кипящего и булькающего акватина, насколько Костя сам установил опытным путём, не превышала шестидесяти градусов. То есть обжечься и обвариться было нереально при всем желании. Поскольку акватин не кипел, а словно бы только косил под кипение — испарялся, впитывался и всё такое.

Интересно, но выхлопная система у акватиновых конструктов отсутствовала напрочь, создавая замкнутый на девяносто восемь процентов контур — КПД от которого у Малярийкина головной мозг закручивался в спинной. Как говориться, «Аве!» умникам ВТЭК[1]. Чтобы сдохли все, не болели. Прикол с «умниками» состоял в том, что ученые научного департамента ВТЭК, запуская в народ массовое производство акватина рассчитывали сохранить ноу-хау. Но не смогли. Больно ушлый народ выжил в Сибири после войны-смерти — не ушлые то систематически помирали! Посему Калмыш полагал, что скоро акватин станет дешевле воды, Маляр упорно доказывал обратное. Ну а пока …

Пока Калмыш потёр сонные глаза.

— Нормально всё будет, Петя, — просипел он задумчиво. — Законы физики, братюнь, никто не отменял.

— Да чё мне твоя физика? — Малерийкин отставил лопату, стянул свитер через голову и закинул на полку. — Время много теряешь, братюнь, возишься этой херней. Думаешь, акватин твой хваленый в частных мастернях надолго задержится? ВТЭК всё обратно к грязным ручкам приберет, вот увидишь. Даю пару месяцев, не больше. Серьезно, Кот! Скоро будем закапывать этот твой хваленый акватиновый движок, пока полицаи по темени сапогами не настучали. Причём закапывать с ремкомплектом. А я говорил тебе: не бери эту херню новомодную. Не бери!

— Пока сволочи из ВТЭК всё оформят, временя пройдет, братюнь, — возразил «Кот». — Люди поймут, что акватин полезен, а делается легко. Что ещё надо для пиратского производства? Только меньше шлюх на улицах, чтобы не отвлекали. И больше самогона, чтобы реже из дома выходить.

Малерийкин дибильную шуточку пропустил. После тяжелого физического труда, который как известно, ни хрена не облагораживал, он был злой.

— Лучше бы танком своим занялся, — выцедил «художник». — Который месяц Нике обещаешь? И чего?

Калмышу нечего было возразить. Посему, тяжело вздохнув (сон резко сгинул), он принялся с усердием ковырять ультрасовременный движок.

Помянутая Малерийкиным мадемуазель Ника (между прочим, женщина — редкий конструкт для вшивой мастерни на окраине города) являлась третьим субьектом, весьма часто обретавшимся на территории «Наш-ангара». И даже, в некотором смысле, будущим совладельцем.

Тому было две причины. Во-первых, Ника отлично ладила с техникой. Была не просто женщиной, но механиком. А во-вторых, — была умна, миловидна, спортивно сложена и умеренно болтлива. То есть — чудо как хороша. Надо упомянуть, что между двумя приятелями, возможно, из-за внешних данных Калмыша и почти явного уродства Маляра, имелось ещё одно различие — к ним по-разному относились дамы. Упомянутая красотка Ника более года являлась девушкой и сожительницей г-на Калмыша. И, соответственно, — потенциальным «третьим партнёром» Наш-ангара. А вот Малерийкин женским вниманием был обделен совершенно. Причём, насколько знал Калмыш, с самого рождения.

Говоря откровенно, Малярийкин был не виноват. В центральной Сибири после долгих, а главное, по-настоящему страшных Серых десятилетий 2040-2090х годов, детей осиротевших, брошенных и проданных за еду оказалось больше, чем детей обычных, «семейных». Остатки, а лучше сказать останки государственной машины проявляли себя в этом полубандитском регионе необычайно скромно, в основном — в форме отдельных акций Специальных Полицейских Сил либо отдельных сделок Совета Директоров ВТЭК, деятельность которых (и тех и других), носила, признаваясь честно, весьма узкоспецифический характер. Соответственно, помимо отдельных вспышек активности СПС и ВТЭК балом повсюду правили мафиозные кланы и всепожирающая анархия. Люди, уставшие от беспредела, иногда создавали силы самообороны, но это имело смысл только в отдаленных сёлах, далеко в тайге. Ближе к центру Новосибирска вместе с ростом численности уцелевшего населения росла и сплочённость банд, доводивших беззащитных жителей грабежами и мародёрством порой до полного отупления.

Впрочем, в последние годы, ситуация, по мнению Малярийкина (и Калмыша, согласного с товарищем почти во всём и всегда) стала улучшаться. СПС присутствовали в центральных столичных дистриктах постоянно. Между бандами произошло относительно стабильное распределение районов и территорий. Грабежи сменились «налогообложением», пусть тяжким, но все-таки упорядоченным. Немотивированные пытки и убийства жителей по-прежнему происходили, обрастая в слухах жуткими подробностями. Однако бояться собственной тени местные обыватели отучились, воспринимая бандитов уже не как головорезов, но как официальную власть. В большинстве случаев так и было — банды, закрепившиеся в районах, нанимались Полицейскими силами в качестве «добровольных групп самообороны» либо местных «администраций». Порядок устраивал всех. Под такой уголовно-легитимной крышей, вокруг разрушенного войной мегаполиса, начинали заново зацветать торговля, ремесла, даже искусство — как минимум вроде рулетки и проституции. А также, разумеется, автотюнинг и авторемонт.

На общей волне экономического роста, в целом, дела у автомастерской «Калмыш & Малярийкин» шли не плохо. На хлеб хватало, на сало тоже. Калмыш и Маляр даже начинали задумываться о чём-то большем, и даже — невероятно, кабы их спросили три года назад, — пробовали мечтать!

Маляр, например, мечтал о расширении. Заасфальтировать подъездные пути перед ангаром, починить кровлю над руинированными зданиями вокруг, поставить настоящую покрасочную камеру, новые подъёмники, трапы, закупить гидравлический кран и инвенторный сварочник, генератор киловатт на сорок, лебёдки, электроинструмент… В общем, зажить. Ещё Маляр мечтал о бабах. Таких, например, как Ника. В смысле — таких замечательных и волшебных. С такими же занимательными ногами, с такой же трогательной грудью и, конечно, всеми иными техническими наворотами, гаджетами и примочками, которыми снабдил бабье тело, самый главный во вселенной механик.