Шейла Великолепная - Джуди Блум

— Ага! Вот она!

Я выскочила и чмокнула его в щёку. Тут зашла Либби.

— Зря ты ей потакаешь, — сказала она папе. — Так она навечно маленькой останется.

— Я не маленькая! — рассердилась я.

— Тогда, может, хватит играть в эти детские игры?

— Ладно, Либби, хватит! — сказал папа.

— Ну конечно, — проворчала Либби. — Ты, как всегда, на её стороне.

— Я ни на чью сторону не становлюсь. Хватит об этом, пошли ужинать. У меня для вас новости.

Новости наверняка про планы на лето. Всем не терпелось узнать, что нас ждёт. Лично я хотела в Диснейленд, но мама с папой ещё давно сказали мне: «И не мечтай».

Когда мы сели за стол и принялись за еду, папа сказал:

— Нам сдают дом!

— Ой, Жужа! — сказала мама. — Замечательно!

Когда уже папу перестанут звать Жужей, а? Он же Бертрам! Чувствуешь себя довольно глупо, когда твоего отца называют Жужей.

— Какой дом? — спросила Либби.

— В Тарритауне. Это дом моего коллеги, который на лето уезжает в Англию.

Мой папа работает в колледже «Мэримаунт Манхэттен». Преподаёт английский. Либби говорит, что, когда вырастет, в «Мэримаунт» не пойдёт, там мальчиков мало. Либби считает, что мальчики — это о-о-очень важно. Я же говорю, она у нас с приветом!

— Звучит неплохо, — сказала мама. — Всё лучше, чем проторчать июль и август в городе.

— Надеюсь, в Тарритауне есть чем заняться, — сказала Либби. — Мне так хотелось позагорать на пляже.

Разумеется, ведь у Либби новый купальник бикини, и она ждёт не дождётся, когда можно будет в нём повыпендриваться.

— Тебе там понравится, — сказал папа. — Недалеко от дома бассейн, к тому же в городе есть очень хороший дневной лагерь.

— Я уже выросла из дневного лагеря, Бертрам, — прервала его Либби. — И ты это прекрасно знаешь!

— Но не из такого. Туда детей младше десяти даже не берут. Это лагерь искусств.

— Ну я же не по части искусств. Ты и это прекрасно знаешь.

— Театральное мастерство, музыка и танцы — тоже искусства, — сказал папа.

— Танцы? — спросила Либби совсем другим голосом.

Мама и папа расплылись в улыбках. Они, похоже, с самого начала знали, что Либби будет счастлива провести лето в своих дурацких балетках.

— Ура-а-а! — завопила она.

— А как же Диснейленд? — встряла я.

— Мы тебе говорили, что даже обсуждать его не будем.

— Говорили. Но от этого я же не перестала о нём мечтать.

— В Тарритауне у тебя будет собственная спальня.

— Правда?

— Да. В доме профессора Эграна четыре спальни.

Хм-м-м… Собственная спальня. А что, неплохо.

— И плавать можешь поучиться, — добавила мама.

— Я не хочу учиться плавать.

— Там будет видно. Не обязательно решать это прямо сейчас.

— А можно моя комната будет подальше от комнаты Либби?

— Там будет видно, — повторила мама. — Доедай фасоль.

На следующий день я сказала Питеру Хэтчеру:

— А я на целое лето уезжаю. У меня будет собственная спальня.

— Поздравляю.

— Так что можешь не мыть свою собаку. Пусть себе воняет.

— Моя собака велела тебе передать, что ей твой запах тоже не нравится, — сказал Питер. После чего удалился вместе с Джимми Фарго, причём оба покатывались со смеху. Воображают себя такими остроумными! И зачем я тратила время, дразня их «вошами»? Надеюсь, в следующем году мне повезёт, и мы с этой парочкой окажемся в разных пятых классах.

В холле я встретила миссис Риз.

— Мы уезжаем на всё лето, — похвасталась я. — У меня будет собственная комната, с цветами на обоях, кружевными занавесочками и бра в форме свечек.

А она:

— Надо же, как тебе повезло! Детка тоже с удовольствием уехала бы, да некуда.

Я и Генри сообщила, что меня не будет целых два месяца.

— Буду спать в собственной комнате, на кровати с балдахином!

Генри сказал:

— Мне будет тебя не хватать, Шейла. Кто же мне напомнит, сколько народу помещается в лифт?

Мы с Генри засмеялись.

— А я уже рассказывала, какой там ковёр на полу?

— Нет, — сказал Генри. — Этого не рассказывала.

— Ну вот, он такой мягкий, пушистый и весь жёлтый, только в самом центре большая красная роза. Ногам так приятно по нему ходить, что тапочек не надо. Летом, по крайней мере.

— Ух ты! Да, Шейла, чудесно.

Это точно. Чем больше я об этом говорила, тем больше воодушевлялась. Всё лето в Тарритауне. Всё лето в частном доме. Всё лето в собственной красивой комнате!

Это звучало почти так же здорово, как Диснейленд. Даже сборы и дорога не омрачили мне радость. Скорее бы очутиться на месте!

Очутились. Вот тут-то я и узнала про Дженнифер.

Дженнифер — маленькая, с коричневыми и белыми пятнами и длинными ушами. Либби, увидев её, завопила:

— Какая прелесть!

— Она прилагается к дому, — объяснил папа. — Это собака профессора Эграна, а на лето — наша.

— Я возвращаюсь в машину, — сказала я.

Папа удержал меня за руку.

— Она не кусается.

— Не сомневаюсь. — Я вырвала руку. — Но лучше я подожду в машине, пока вы решаете, куда её деть. Учтите: или я, или она!

Я бегом вернулась к дороге, запрыгнула в машину. Меня трясло. Вот, значит, как они поступили с собственным ребёнком? С любимой младшей дочуркой? Неужели они не понимают? Неужели им всё равно?

Родители подошли к машине. Мама сунула голову в окно и принялась меня уговаривать:

— Шейла, Дженнифер — совсем кроха. Она боится тебя больше, чем ты её.

— Это она сама тебе сказала?

— Она в конуре и за оградой. Да ещё на привязи. И тебе не обязательно к ней приближаться.

— А вдруг она с цепи сорвётся? Вдруг проломит загородку?