Общество усталости. Негативный опыт в эпоху чрезмерного позитива - Хан Бён-Чхоль

от своего недуга, им нужно стремиться к глубокой скуке. Подробнее эта мысль раскрывается в следующей главе «Vita activa». Здесь Хан кратко описывает то, как, согласно Ханне Арендт, люди превратились в animal laborans (трудящиеся животные). Походя Хан обращается к концепту Muselmann (изможденные апатичные арестанты в лагерях) Джорджо Агамбена, чтобы прийти к выводу, что позднесовременное animal laborans с нейрональными расстройствами стали фактически современными Muselmann. Но если Агамбен в данном случае нужен Хану для объяснения современного человека, то к Арендт у него есть серьезная претензия. Он считает, что Арендт напрасно прославляет activa vita (деятельная жизнь) в ущерб vita contemplativa (созерцательная жизнь). Созерцательная жизнь несовместима с «властью деятельных людей», за которую ратует Арендт. Ее главная проблема в том, как полагает Хан, что она не видит очевидного: именно из утраты способности к созерцанию стала возможность нервозности современного активного, деятельностного общества.

В главе «Педагогика зрения» Бён-Чхоль Хан вспоминает Фридриха Ницше и сформулированные им три задачи, необходимые для воспитателей, из «Сумерек идолов». Эти задачи – научиться смотреть, научиться мыслить и научиться говорить и писать. Смотреть предполагает навык глубокого внимания – созерцания. Отсюда Хан делает переход к обсуждению двух потенций – позитивной и негативной. Первая означает потенцию делать что-то, вторая – это потенция ничего не делать, то есть потенция ни-для-чего, сама суть созерцания. Именно способность смотреть может привести человека к ни-для-чего. Глава «Случай Бартлби» посвящена рассказу Германа Мелвилла «Писец Бартлби». Эта часть текста представляет собой именно случай, то есть кейс, конкретный пример. Но не современного общества, а все еще дисциплинарного общества, описываемого Мелвиллом. Хан оспаривает агамбеновское теологическое прочтение рассказа и предлагает взамен патологическое. В мелвилловском бесчеловечном мире труда люди деградировали до animal laborans. Неврастеник Бартлби руководствуется формулой «I would prefer not to» (я предпочел бы не делать этого), которую при этом никак нельзя назвать «негативной потенцией ни-для-чего». Апатия Бартлби символизирует собой крушение старого мира и субъекта, его населяющего. Так намечается переход от общества истощения к обществу достижений.

Наконец, в заключительной главе «Общество усталости» Бён-Чхоль Хан обращается к австрийскому писателю и драматургу Петеру Хандке, чтобы различить два вида усталости. Первая – это одинокая, «разлучающая усталость», характерная для общества достижений. Эта усталость уничтожает сообщество как таковое. Вторая – это «одухотворяющая усталость», то есть усталость ни-для-чего. Примером такой усталости является шаббат, «день ни-для-чего». Здесь сам Хан почти полностью умолкает, чтобы предоставить голос Хандке. Если Хан активно критикует Агамбена и Арендт или провозглашает устаревшими концепции общества Фуко и Бодрийяра, то здесь он, активно цитируя писателя, полностью соглашается с его диагнозом современного мира. На этом заканчивается новейшее немецкоязычное издание «Общества усталости». Согласимся, это довольно оптимистичный финал, в котором представлена программа действия в условиях общества достижений – созерцать, чтобы получить возможность ни-для-чего. В англоязычном издании окончание иное.

В главе «Общество выгорания» англоязычного издания речь идет не о целительной усталости, но об одинокой разрушительной усталости, уничтожающей любые намеки на Другого. Бён-Чхоль Хан с грустью вспоминает психоанализ Зигмунда Фрейда и философию Иммануила Канта, которые описывали репрессивные общества, организованные на негативности запретов. Современное общество избавляется от негатива запретов, представляя себя обществом свободы. Субъект общества достижений больше не исполняет долг, не повинуется суперэго, но, будучи свободным, прислушивается только к самому себе. В итоге эта свобода приводит лишь к новым ограничением, куда более деструктивным.

Освободившись от Другого, субъект погружается в нарциссизм, что чревато психическими расстройствами. Здесь Бён-Чхоль Хан обращается к социологу Ричарду Сеннету, чтобы различить нарциссизм и любовь к себе. Последняя означает то, что человек занимает явную позицию по отношению к Другому, в то время как первый стирает всякие границы. Погружение в себя – самый верный путь к депрессии. Хан пишет: «Депрессия, кульминацией которой часто является эмоциональное выгорание, возникает в результате сильного возбуждения, переутомления, чрезмерной самореферентности, принявшей деструктивные черты. Измученный, депрессивный субъект-достижения перемалывает себя. Он устал, изнурен собой и воюет с собой. Совершенно неспособный шагнуть вовне, стоять вне себя, опираться на Другого, на мир, он смыкает челюсти на самом себе; как это ни парадоксально, это приводит к опустошению личности. Он изнашивается в крысиных бегах, он бежит против самого себя»[3].

В этой главе Бён-Чхоль Хан активно обращается к французского социологу Алену Эренбергу, упоминаемому в главе «По ту сторону дисциплинарного общества». Эренберг, написавший влиятельную книгу «Усталость от себя», различает меланхолию и депрессию количественно. Меланхолию, характерную скорее для эпохи дисциплинарного общества, пытаются популяризировать как депрессию, что, с точки зрения Эренберга, не вполне корректно. Меланхолия – нечто элитарное, она принадлежит одному человеку, а депрессия демократизирует эту исключительность. Тем самым депрессия представляет собой «меланхолию плюс равенство»[4]. Хан комментирует это так, что, например, скорбь характеризуется сильной либидинозной привязанностью к объекту, и меланхолия возникает тогда, когда субъект пережил утрату чего-либо. Поэтому меланхолия ориентирована на негативное отношение к отсутствующей вещи. В свою очередь депрессия беспредметна и ни на что не направлена, она отрезана от всех отношений и привязанностей. Позднесовременное эго направляет большую часть либидинозной энергии именно на себя, и избыток позитивности приводит его к депрессии. Так выгорание, наивысшая точка депрессии, представляет собой патологическое следствие добровольной самоэксплуатации.

Бён-Чхоль Хану импонирует психологический анализ Эренберга, но он отмечает, что такой подход лишен экономической и политической составляющей (хотя, стоит признать, взгляд Эренберга вполне социологический), поэтому Эренберг упускает из виду капиталистические отношения. Собственно, критика капитализма, характерная для дальнейшего творчества Хана[5], возникает только в этой, дополнительной главе. Так, общество достижений предполагает системное насилие, принимающее форму самоэксплуатации в психических заболеваниях субъекта-достижения. Хан здесь не называет насилие нейрональным, но именно оно имеется в виду. Тотальность капитала представляет собой подобное насилие, причем такое, на которое субъект-достижения согласен сам и потому он эксплуатирует себя до тех пор, пока не выгорит. В целом глава «Общество выгорания» носит отчетливый политико-философский оттенок, выделяясь на фоне остального текста. Здесь есть ссылки на Карла Шмитта и Джорджо Агамбена. Хан и здесь оспаривает Агамбена, но не ошибочность его интерпретаций, а его идею homo sacer (человека священного), списывая ее в утиль. В ситуации, когда субъект общества достижений помешан на здоровье, «homines sacri общества достижений отличаются от homines sacri общества суверенитета еще в одном отношении. Их вообще нельзя убивать. Их жизнь равна жизни нежити. Они слишком живы, чтобы умереть, и слишком мертвы, чтобы жить»[6].

Англоязычное издание и шестое немецкое, кроме дополнительной главы, различаются еще тем, что в немецком есть предисловие. Оно занимает ровно два небольших абзаца. И