Лунная афера - Валерий Рощин

«Успеть бы! Только бы успеть!» — билась в висках единственная мысль.

Где-то в глубинах сознания жили и другие мысли. К примеру, о том, что обнищавшая страна потратила на проект «Марс-экспресс» последние и весьма существенные средства. И вот теперь — в эту самую минуту — мечта советского народа и всего человечества о пилотируемой экспедиции к загадочной Красной планете висела на тонком волоске. Мысль эта, заслоненная смертельной опасностью, была далекой, расплывчатой. Желание спасти «Союз», Серегу, да и самого себя перебивало все остальное.

— Десять метров. Двенадцать… — монотонно проговаривал напарник.

На слове «четырнадцать» он споткнулся, потому что слева полыхнуло зарево. Сама вспышка была беззвучной, но, разрастаясь, она шибанула по борту «Союза» с таким грохотом, что у обоих космонавтов заложило уши.

Оба иллюминатора взорвались ярким светом. Корабль сильно тряхнуло, закрутило.

— Стабилизируй, Саня! — крикнул инженер.

— Сейчас… Сейчас… — пытался тот поймать джойстик. — Не могу дотянуться…

Из-за быстрого вращения «Союза» космонавтов бросало внутри то в одну сторону, то в другую. Если бы не пристегнутые ремни, то обоих выкинуло бы из ложементов.

Крутило по часовой стрелке относительно продольной оси корабля — это Александр определил по мелькавшему в иллюминаторе «Марсу». Ухватив наконец ручку управления, он отклонил ее до предела влево.

Вращение стало замедляться.

— Кажется, получилось — спаслись, — попытался командир определить расстояние до «Марса».

«Марс-экспресс» отдалялся. До полной стабилизации «Союза» оставалось не более тридцати секунд.

— Получилось, Саша, — подал голос инженер. — Отойти бы еще подальше…

Отойти они не успели. Яркая вспышка у борта «Марса» погасла, оставив лишь бивший с переменной силой факел из-под люка топливной системы. А вот с «Союзом» начались проблемы.

Внимание командира привлекли оранжевые всполохи под иллюминатором.

— Серега, что это?!

Тот посмотрел влево, затем перевел взгляд на приборы…

По телу корабля пошла вибрация, под полом спускаемого аппарата что-то угрожающе загудело.

— Баки, — прошептал инженер.

— Что «баки»? — не понял командир.

— Топливные баки в агрегатном отсеке. Если они воспламенятся — нам…

Договорить он не успел. Снизу в спускаемый аппарат что-то ударило, послышались грохот, скрежет и шипение уходящего из кабины воздуха.

— «Орланы», я — «Заря»! «Орланы», ответьте «Заре»! Почему молчите?! — кричал руководитель полетов.

«Марс-экспресс», получив от возгорания топлива импульс вращения, так и остался на прежней орбите. А разваливающийся на части «Союз ТМ» с каждой секундой отдалялся от него в черноту открытого космоса…

Глава первая

Российская Федерация; Москва Здесь и далее — наше время

— Я все понимаю, Роман Аркадьевич, и готов вас выслушать. Но сегодня, к сожалению, не могу, — монотонно говорил в телефонную трубку глава «Роскосмоса». По всему было видно, что общение не доставляло ему удовольствия. — Может быть, завтра? Перед обедом у меня будет получасовое «окно»…

— Игорь Александрович, я тоже человек занятой, но дело у меня к вам серьезное, — настаивал Велесов. — Очень серьезное и срочное. И, кстати, довольно выгодное для вашей корпорации.

Игорь Воробьев понял, что избалованный и нахальный миллиардер так просто не отвяжется. Он всегда шел напропалую, лез по головам и был не из тех, кто считал такт с деликатностью лучшими союзниками в переговорах.

— Роман Аркадьевич, дело в том, что через полтора часа я должен быть в Кремле на расширенном совещании кабинета министров, — признался Воробьев, искренне надеясь, что хотя бы эта новость оградит его от настойчивости Велесова.

Не тут-то было.

— Я могу поговорить с любым из ваших заместителей, — тут же нашелся он. — Поверьте, мое предложение станет для вас приятным сюрпризом.

Воробьев поскреб чисто выбритую щеку.

— Хорошо. Я пришлю Анатолия Андреевича Образцова. Это моя правая рука… Вы, должно быть, слышали о нем.

— Да, припоминаю.

— Где вам удобнее с ним встретиться?

— Я еду в вашу сторону; минут через тридцать буду на Щепкина. Можем побеседовать в моей машине.

— Договорились. Он выйдет к вам…

Положив трубку на аппарат, Воробьев связался с секретарем и попросил пригласить к нему заместителя. Вскоре тот вошел в кабинет.

— Анатолий Андреевич, у меня к тебе просьба, — сказал глава «Роскомоса». — Присаживайся…

— Слушаю, Игорь Александрович, — устроился тот сбоку от рабочего стола.

Наедине они всегда общались запросто, по-дружески, ибо знали друг друга много лет. При подчиненных всегда переходили на «вы».

— Я через десять минут отбываю в Кремль на совещание, а тут Велесов нарисовался.

— Велесов, — нахмурился заместитель. — Это не тот, который олигарх?

— Тот самый. Владелец заводов, газет, пароходов. Точнее — шестипалубных яхт.

— И что ему от нас нужно?

— Понятия не имею. Сказал, будто есть выгодное предложение. Обещал скоро подъехать к центральному входу. Ты уж сделай милость — спустись и переговори с ним. Он, к сожалению, не тот человек, перед носом которого можно захлопнуть дверь, — поморщился Воробьев.

— Точно — не тот. Он с премьером-то почаще встречается, чем мы с тобой.

— В том-то и дело. В общем, возьми на себя обязанность выслушать этого сноба, а я попробую разжалобить на совещании высокое начальство и выбить хоть какие-то крохи для нашего бюджета.

— Было бы неплохо, — кивнул Образцов. — На два очередных запуска «Прогрессов» к МКС наскребли, а что делать дальше? Либо падать в ножки вице-премьеру, либо возвращать экипаж и консервировать наш сегмент. А это… сам понимаешь.

— Понимаю. Ладно, пора собираться…

Спустя пару минут они простились на крыльце главного входа: глава «Роскосмоса» уселся в свой служебный автомобиль, а его заместитель достал сигарету, подпалил ее и, прохаживаясь под козырьком, принялся ожидать появления кортежа известного олигарха…

* * *

Отец Романа скончался от цирроза печени в последний месяц двадцатого века. Характер папаши был несносный и заносчивый. Обычный самовлюбленный мелкий чиновник поселковой администрации с большими связями, для которого все прочие — мусор под ногами. По этой причине его смерти обрадовались не только сотрудники Пенсионного фонда, но и большинство коллег и родственников. И только юный Ромка горевал с той искренностью, на какую была способна его черствая душа. Горевал, потому что потерял единственного покровителя, неоднократно спасавшего из дурацких переделок.