Голос Вселенной 1993 № 5-6 - Юрий Дмитриевич Петухов

Юрий Петухов

Полтора года в аду

Документальные записки воскресшего

От редакции. В условиях тотальной цензуры, гонений и запретов мы взяли на себя нелегкий и опасный труд – публикацию настоящих записок, неоспоримая ценность которых заключается в их абсолютной достоверности, правдивости «от и до» (за исключением немногочисленных, кратких фрагментов, в которых, по мнению специалистов, могли присутствовать галлюциногенные элементы, порожденные физическими и психическими сверхперегрузками индивидуума, проникшего в иное измерение (загробный мир). Редакция поражена мужеством этого зверски убитого и воскресшего после долгих мучений человека – ведь главное испытание ожидало его в нашем мире, на земле: он бы мог затаиться, умолчать обо всем, не подвергая себя риску со стороны властей и спецмедслужб, которые методически выслеживают и вылавливают всех воскресших, вернувшихся из потустороннего мира, чтобы скрыть их от людей в своих секретных исследовательских лабораториях и вершить над ними бесчеловечные опыты. Десятки (если не сотни и тысячи) несчастных, по всей видимости, уже умерщвлены «естествоиспытателями в белых халатах», за спинами которых прячутся госчиновники из международных спецслужб. Но нам не дано вторгаться в механизмы тайной власти. Мы можем только описывать реальные события, излагать факты.

И потому мы, вопреки запретам и угрозам, продолжаем публикацию. Как помнит наш читатель – воскресший, выбравшийся из своей могилы («могила» – переходный люк из иного измерения, так называемой преисподней, в наш мир) глубокой ночью, перед рассветом внезапно ощутил страшные боли, тяжесть, исступляющую тоску и острую потребность в «мир теней». Однако дорогу ему преградил труп женщины, которую он ночью задушил на кладбище (не по своей воле, а будучи одержимым сатанинскими силами). Трагедия жизни и смерти обернулась лютыми муками для воскресшего…

Пользуясь случаем, мы хотим выразить признательность тем людям, которые прислали нам письма, признав, что все описываемое соответствует действительности в деталях, что с ними происходило то же самое и именно в той же последовательности. Несмотря на то, что эти люди не желают себя подвергать опасности и не называют своих имен и адресов, мы им благодарны! В настоящее время редакция разрабатывает проект устава Комитета по защите воскресших. Мы не вправе допустить бесчеловечных преследований тех, кто вернулся к нам «оттуда», и так слишком много испытаний выпало на их нелегкую долю.

Я рвался в собственный гроб из последних сил – сзади словно расплавленным оловом жгло меня утреннее солнце. Белый свет разъедал мою кожу соляной кислотой. Я рвал когтями ее тело – и пальцы вязли в трупной мякоти, холодной и скользкой. Но спина моя и затылок мой не выдерживали, не было мочи, будто тысячами копий били в них палачи, били со всей силы! Обезумев от боли, вонзился я клыками в ее горло, стал грызть его, рвать, терзать…И вот тогда открылся один остекленевший глаз.

– Уйди… – прохрипело мне в ухо.

Отпрянул я от гадины. И затрясся. Прямо на глазах, в открытом ее перекошенном рту вырастали жуткие зубищи! Изогнутые, острые клыки – это было немыслимое превращение! И с такой силой она отпихнула меня, что выкатился я из могилы разверзтой, взвыл раненным зверем, исторг матерную злобную ругань, повалился.

– А-а-аххр-р-р!!! – заорала она вдруг.

И на нее действовал белый свет. Только высунулась, сразу глазища налились кровью, рожа исказилась дикой гримасой. Взревела, завизжала, окровавленными ладонями прикрылась от солнца… и рухнула обратно.

А я катался по земле, бился головой об камни, рвал лохмотья и кожу на груди когтями. Но видел, как из-за ограды глядят на меня со страхом несколько глаз. Любопытные гады! Ничего, сдохнут – покрутятся не хуже моего! Ненависть к живым обуяла меня. Я бросился на железные прутья, будто и не было их! Хотел загрызть, задушить, разорвать… Да только будто тысячеострой палицей со всего размаху долбанули мне прямо в морду – аж на двадцать шагов назад отлетел, сбил ветхий деревянный крест, напоролся на ржавый штырь – насквозь он меня проткнул, хребтину раскрошил-проломил – обычный живой уже сто раз бы сдох. А я только муки терплю, вою сатанинским воем… И тут рука!

– Лезь сюда! – замогильным басом ухнуло в затылок.

И костлявая ручища скелета уцепила меня за горло, рванула с такой силой, что заскрипели, затрещали какие-то доски, обрушилось вес* и провалился я в темень и мрак. Сразу же стихли боли, жечь перестало и никто меня копьями не колол, только хребет нарывало.

– Это кладбище – проклятое! – пробасило снова, откуда-то сбоку.

Пригляделся я и увидал у земляной стены черной могильной ямищи мертвяка – одни кости от него остались, только желтые глаза без зрачков из глазниц черепа поблескивают.

Отпрянул я к противоположной стене, приготовился защищаться.

Но он только расхохотался.

– Не бойся, – говорит, – никто тебя, грешника поганого, тут не обидит, понял?

– Угу, понял, – закивал я сразу. И сообразил – это ведь он меня в свою могилу затянул, он! Ему еще и спасибо надо сказать! Да только язык-то не шевелился, разбух во рту.

– Я скоро наверх выйду, насовсем! – сказал мертвяк ни с того, ни с сего.

– Я тоже вот выходил, – вякнул было я с ехидцей.

Но он так на меня зыркнул, что мороз по лохмотьям моей изодранной кожи пробежался.

– Говорю – насовсем, воскресну! Не понял, погань нераскаявшаяся? Прости Господи!

– Ни хрена я не понял, – сознался честно. – Разве можно так вот, взять и воскреснуть?! Дуришь меня, небось?

Он заскрипел, поднял было костяную лапу, чтобы закатать мне в лоб. Да тихонько и опустил ее, не ударил.

– Ты еще салага тут, щенок, зелень. Сколько паришься-то?

– Сам не знаю.

– Значит, меньше года. А то бы знал! – говорит он. – Вот помыкаешься с мое, все разузнаешь. И чего делать надо, чтоб выползти из этого ада, тоже узнаешь.

– Неужто можно?

– Можно!

У меня сердце выдало тыщу ударов в секунду, аж затрясло всего.

– Скажи – как? – просипел еле слышно. – Все отдам, чего хошь проси, все! В рабы к тебе пойду навечно…

– Нет! Не проси, – сказал он, а сам отвернулся к стене, – тут каждый сам по себе доходит, мой рецептик тебе все равно не сгодится. Одно скажу, будешь злобствовать, мстить, терзать – ползать тебе по всем кругам ада безвылазно. Забудешь и когда приполз, и откуда, про белый свет забудешь, и как звали тебя забудешь.

И вдруг вспомнились все те книжоночки про загробную жизнь, что читать доводилось, как там усопших встречали после «коридорчика» их друзья и