Миссис Всё на свете - Дженнифер Вайнер

Джо растерялась. У нее не нашлось слов, чтобы объяснить свое отвращение к слову «миленько». Разве мама не знает, как чешутся ноги от носков с кружавчиками, как жмут модные туфельки, какие глубокие красные отметины оставляют на коже резинки от рукавов? В нарядной одежде Джо чувствовала себя неуютно и едва могла дышать, словно ее втиснули в чужую кожу, и мать постоянно на нее шикала, даже если она вела себя тихо. Конечно, Джо была девочкой… просто не из тех девочек, которые любят платья. Джо знала, что матери этого не понять никогда.

– Наш новый дом! – с удовлетворением в голосе объявила Сара.

– Американская мечта, – с гордостью сказал папа, хотя дом вовсе не выглядел мечтой. Он не был похож ни на замок со рвом, что бы там ни говорила Бетти, ни на особняки, которые Джо однажды видела в Гросс-Пойнт, когда их семья ездила туда на пикник. Обычное квадратное здание скучного красного цвета, с треугольной крышей, как на картинке в хрестоматии «Дик и Джейн», в ряду других, точно таких же зданий. В старом районе они жили в многоквартирном доме. Поднимаешься по лестнице и узнаешь по запаху, что готовят на ужин соседи. На улицах полно людей – мужчин и женщин, детей и стариков, светлокожих и темнокожих. Теплыми летними вечерами они сидят на крылечках, болтают на английском или на идише, на польском, на итальянском. Здесь же воздух пах просто воздухом, не едой, и все, кого успела повстречать Джо, выглядели так же, как она. Впрочем, может, на новом месте ей удастся начать все заново. Может, здесь она будет хорошей девочкой.

Увы, неожиданно у нее возникла проблема. Отец одолжил у кого-то фотоаппарат – прямоугольный объемистый Kodak Duaflex со штативом и таймером. По идее, они должны были дружно сфотографироваться всей семьей на ступеньках нового дома, но Сара заставила Джо надеть под новое платье колготки, из-за которых трусики забились в тухес и застряли. Если Джо попытается их поправить, то мать непременно заметит и рассердится. Лицо злобно сморщится, и она прошипит: «Прекрати ерзать!» Однако чесалось невыносимо, и Джо вряд ли смогла бы терпеть долго.

С Бетти подобного не случалось никогда. Если бы Джо не видела сама, она ни за что бы не поверила, что тухес ее сестры вообще делится на две половинки. Бетти вела себя так, словно сзади у нее все совершенно гладко, как у пупсов, которых она так любила. Джо с куклами играла недолго – они ей быстро наскучивали, стоило состричь им волосы или открутить голову.

Девочка перенесла свой вес с одной ноги на другую, надеясь, что трусики сместятся куда надо. Тщетно.

Отец вытащил из кармана ключи, подбросил и ловко поймал.

– Идемте, леди! – Голос у него был громкий и веселый. Бетти с Сарой поднялись по лестнице и встали перед дверью. Сара нахмурилась, заслонила глаза от солнца и посмотрела через лужайку.

– Скорее, Джо!

Джо шагнула вперед, чувствуя, как трусики заползают все глубже. Еще шаг. Потом еще один. Не в силах терпеть, она завела руку за спину, схватила пригоршню розового ситца, просунула большой палец под резинку трусов и оттянула ее. Джо всего-навсего хотела поправить трусики, но потянула так энергично, что оторвала юбку от лифа. Раздался оглушительный звук рвущейся ткани.

– Джозетта Кауфман! – Лицо Сары мигом покраснело.

Отец нахмурился, Бетти перепугалась.

– Прости! – У Джо перехватило дыхание.

– Да что с тобой такое? – рявкнула Сара. – Неужели хоть раз не можешь побыть хорошей девочкой?

– Сара! – Голос Кена прозвучал тихо и сердито.

– Ну конечно! – воскликнула Сара, тряхнув волосами. – Вечно ты за нее заступаешься!

Мать замолчала, что было хорошо, и начала плакать, что было плохо. Джо стояла на лужайке в рваном платье, в сбившихся набок чулках и смотрела, как слезы прочерчивают дорожки на мамином накрашенном лице, слушала низкий сердитый голос отца и удивлялась, что с ней не так, почему с ней всегда случаются подобные недоразумения, почему она не может быть хорошей девочкой и почему мама не позволила ей надеть штаны, как она просила.

Она жила на Альгамбра-стрит, дом 37771, телефон – UN 29291, родителей звали Сара и Кен Кауфман, старшую сестру – Джозетта, ее саму – Элизабет Кауфман, но все называли ее Бетти.

Утром сестра уходила в школу, возвращалась в полдень, съедала сэндвич и смотрела в гостиной комедийное шоу для детей Супи Сэйлса, потом снова шла на занятия. Бетти родилась во второй половине года, поэтому в школе пока не училась и сидела дома с матерью. По вторникам они занимались стиркой. Бетти помогала отделять белые вещи от цветных и подавала матери прищепки из банки из-под кофе Maxwell House, когда та развешивала мокрое белье на вращающейся алюминиевой сушилке на заднем дворе. По средам мама занималась глажкой, Бетти держала бутылки с водой и крахмалом, и иногда ей даже разрешали сбрызгивать вещи. Мама облизывала кончик пальца и легонько касалась утюга, слушая шипение, по которому определяла, достаточно ли тот нагрелся, однако Бетти никогда не позволялось трогать утюг. Весь день в кухне играло радио – обычно джазовая музыка или новости на WJBK – «Радиостанция Детройта, пятнадцать-ноль-ноль на вашем приемнике». По четвергам они ходили за продуктами. Мама катила перед собой металлическую тележку на колесиках до Рочестер-авеню, где они покупали курицу, бифштексы или отбивные в кошерных мясных лавках, средство для мытья посуды в аптеке, свежие овощи – в зеленной лавке, рыбу – в рыбном магазине. Бетти держалась за тележку и наблюдала, как мама тискает помидоры, нюхает дыни и приподнимает куриное крылышко с таким подозрительным видом, словно еда пытается ее обмануть. Все улыбались Бетти, щипали за щечки и говорили, какая она миленькая и воспитанная девочка. Бетти улыбалась, а мама вздыхала, вероятно, вспоминая про Джо, которая была Наказанием.

Пятницы Бетти любила больше всего, потому что по пятницам был Шабат. На завтрак мама вырезала стаканом для сока отверстие в куске хлеба. Как объяснял детям Буффало Боб из телепрограммы «Шоу Хауди-Дуди», «чудо-хлеб делает тело сильным восемью разными способами». Он велел, чтобы на кухне всегда был хлеб с красными, желтыми и синими шариками на упаковке, но в доме Бетти ели тот, который им давал Зайде – этот хлеб он делал в пекарне, где работал. Мама намазывала маргарин с обеих сторон куска, потом клала на горячую сковородку. В лучшие дни, когда открывали новую упаковку, Бетти давали капсулу с желтой краской, которую нужно было раздавить и полить на кусок, чтобы тот стал желтым. Мамины руки разбивали яйцо о край сковороды и аккуратно выливали его в хлебную дырочку. Яйцо жарилось, хлебный круг румянился, и Сара кричала Джо, чтобы та застилала постель, умывалась и шла к столу, не то опоздает в школу. Завтрак раскладывали по тарелкам, поджаренный хлеб – сверху, яйцо – под ним. Это называлось яйцо в шляпе.

После завтрака, сполоснув тарелки и стаканы из-под сока и поставив их сушиться, мама собирала для Джо еду в школу. Бетти снимала фланелевую ночную сорочку, аккуратно складывала и прятала ее под подушку. Потом она застилала постель и одевалась, мама помогала застегнуть молнию и делала ей прическу: расчесывала волосы, разделяла на прямой пробор и заплетала две косички, завязывая ленточки в тон платью. Бетти восторженно наблюдала, как мама вынимает бигуди из своих волос, падавших ей на плечи блестящими каштановыми локонами, начесывает их и хорошенько брызгает лаком. Мама надевала платье и прикрепляла к подвязкам нейлоновые чулки. Она распыляла в воздухе духи из пульверизатора и вставала под ароматное облачко, объясняя дочери: «Наносить духи прямо на кожу нельзя, просто брызни и пройди сквозь них». Иногда, если Сара не видела, Бетти пробегала туда-сюда сквозь остатки Soir de Paris, надеясь, что будет пахнуть так же приятно, как мама.