Красный сад - Элис Хоффман

Хэлли решила действовать самостоятельно. Она перебралась через замерзшее болото, не обращая внимания на заросли колючего кустарника. Выйдя на берег реки, взяла камень и разбила им ледяную корку над водой. Запустив голые руки в ледяную воду, вытащила связку угрей для ухи. Рыбины извивались и вырывались, как обычно делают угри. Но из-за холода они почти впали в спячку, и Хэлли легко одержала победу. Она проделала сюда долгий путь аж из самой Англии и не собиралась умирать в первую же зиму, пусть даже и на западном склоне этой высокой мрачной горы. Затем из прутьев и веревок она смастерила капкан и, сопровождаемая малышом Гарри, начала охотиться в полях на кроликов. Уже наступил ноябрь, и небо над горой вечерами светилось фиолетовым светом, словно чернила разлили по странице. Шагая по лесу, Хэлли и Гарри смотрели, как струйкой вьется в воздухе их дыхание. Они слышали, как копошатся в капканах пойманные кролики. Это правда: кролики плачут. Кричат как дети, испуганные и дрожащие.

Малышу Гарри было очень жалко кроликов, он хотел всех взять с собой, чтобы кормить и играть с ними. Но Хэлли терпеливо объяснила ему, что мертвец не может кормить кроликов и играть с ними. А без еды Гарри скоро умрет, как и все остальные. Она поставила точку в разговоре, твердой рукой свернув кролику шею. Затем сплела сеть из шелковой юбки, купленной в Бирмингеме, — лучше не вспоминать, что она вытерпела, чтобы заработать на эту юбку. Собственно, тем же способом она заработала и на дорогу до Бостона. Человек, который тогда увивался за ней, готов был платить даже за то, чтобы коснуться ее. Когда он получил свое, а она — свое, ей в голову вдруг пришла мысль о новом мире, который ждет ее, о девственных лесах, где высокие деревья укрывают тебя, где небо так близко, что кажется, вот руку протяни — и коснешься.

Уильям Брэди расхохотался над очередной затеей жены. Он сказал, что женщина не может ни охотиться, ни рыбачить, что она отморозит себе пальцы, только и всего, но она ушла в заснеженное поле, захлопнув за собой хлипкую дверь, и та долго покачивалась на петлях. У нее хватило терпения поймать форель в ручье, который она решила назвать ручьем Дохлого мужа. Это была не более чем мечта, фантазия, и Хэлли с Гарри часто смеялись по этому поводу, когда рыбачили вместе.

— Сколько дохлых мужей можно поймать в ручье?

— О, одного было бы достаточно!

Жаренная на черной чугунной сковороде форель имела восхитительный вкус, несмотря на то что у них не было ни соли, ни розмарина приправить ее.

По ночам Хэлли спала рядом с Гарри. Она полагала, что ребенок нуждается в ее тепле, а не то может замерзнуть насмерть. Это было недалеко от истины — Гарри имел весьма хрупкое сложение, — но этот предлог заодно позволял ей избегать близости с мужем. Уловка сработала. Уильям Брэди был так изможден нескончаемыми хозяйственными заботами, что даже не пытался спорить и претендовать на собственную жену.

В середине зимы сугробы достигали восьми футов в высоту. Почти не оставалось дров для очага. Женщины перестали разговаривать между собой. Им нечего было сказать друг другу. Они страдали от смертельного голода. Элизабет Старр совсем поседела, хотя была еще молодой женщиной. Сюзанна Партридж, мама Гарри, напоминала привидение. Мужчины уже затруднялись вспомнить, какими же такими волшебными словами Уильям Брэди уговорил их уехать из Бостона, с чего начал этот разговор. Он вроде бы сказал что-то про землю — каждый, мол, приобретет столько, сколько пожелает, сколько сможет охватить взглядом, но сейчас это никому не казалось столь уж заманчивым. Все, что они приобрели, — это землю своего поражения. Две лошади и мул издохли, а потом были съедены, судя по всему, волками. Оставшихся двух лошадей, вороную и чалую, держали в той же хибаре, где жили сами, отгородив для них угол. Однажды ночью Хэлли почудился плач из-за лошадиной загородки, хотя она понимала, что этого быть не может — лошади ведь не глупые кролики. Однако наутро чалую нашли мертвой.

Хэлли восприняла эту смерть как послание от ангела-хранителя: тот, кто стоит на месте, обречен. Утром Хэлли надела на себя всю одежду, какая у нее была. Натянула высокие ботинки Уильяма. Надела перчатки и закуталась в платок, который подарила ей перед отъездом из Англии жена шляпного мастера. Человек, который считал Хэлли своей вещью, ошибался, а его жена молила бога, чтобы оказаться на месте Хэлли. Она шепнула Хэлли, что тоже хотела бы отправиться в Бостон.

— Это же мои ботинки, — сказал Уильям Брэди, когда увидел свою жену в полной экипировке, готовую к выходу.

Хэлли уже усвоила, что муж щедростью не отличается.

— Ну и что? — пожала она плечами. — Ты ведь сейчас не собираешься никуда идти?

Уильям Брэди как раз предавался сожалениям о том, как промахнулся с выбором. Лучше бы сидел в долговой тюрьме, чем околевать у западного склона горы Хайтоп. У него не было никакого настроения надевать ботинки и выходить на мороз, чтобы умереть от холода.

— Вообще-то не собираюсь, — соглашаясь, кивнул он. — Больно надо куда-то идти. Лучше уж помереть, сидя на месте.

Она сняла с полки ружье. Женщины в один голос заявили, что она сошла с ума, что она замерзнет раньше, чем дойдет до поля, но она ответила — плевать. Лучше она умрет, пытаясь выжить, чем сдастся, как все они. Шел снег, и завывал ветер. Да, мороз стоял сильный, но, едва выйдя из хижины, Хэлли почувствовала себя лучше. Одиночество давало огромное облегчение. Она возненавидела людей, которые пришли вместе с ней сюда, в Беркшир. Ничтожные и трусливые, они готовы добровольно лечь в могилу. Хэлли не сразу заметила, что Гарри выскользнул за ней и идет по ее следам, подпрыгивая и стараясь попадать след в след.

— Ступай обратно, — приказала Хэлли.

Гарри решительно потряс головой. Он постоянно думал об этих кроликах, которых они ловили, убивали и варили в большом чугунном котле, о том, какие же они вкусные, если их есть, закрыв глаза и воображая, что это не кролик.

— Ладно, — согласилась Хэлли. — Только не отставай.

Они пересекли поле и вошли в лес. Среди деревьев идти было легче. На сосновых лапах лежали большие снежные шапки. Хэлли и Гарри шли по ежевичнику, где сугробы пониже. Их окружали белизна, тишина и покой. По стволу взбежала белка. Хэлли прицелилась и выстрелила, но промазала. Только шапка снега посыпалась с дерева.

С наступлением сумерек они заблудились. Это был тот самый час, когда по небу разливались чернила, темноту прочерчивали хлопья снежинок — начинался снегопад. Хэлли обмотала голову малыша Гарри своим платком, и он стал похож на маленькую старушку, а не на испуганного шестилетнего мальчика. Хэлли смотрела на бесконечную вереницу снежинок и столь же бесконечную вереницу деревьев. Ей было всего-то восемнадцать лет. Она подумала, что когда снова вернется сюда, то назовет этот лес лесом Дохлого мужа. Вряд ли такое название покажется ей очень смешным. Просто она порадуется тому, что осталась жива.

Загорелась, задрожала звезда. Невероятно, ведь еще не до конца стемнело. Хэлли взяла мальчика на руки и понесла в сторону дрожащего огонька. Она думала о пути, который народ Израиля проделал через пустыню. Она решила, что от нее требуется одно — просто ставить одну ногу в тяжелом, чересчур большом ботинке мужа перед другой ногой, и все. Таким образом ноги привели ее к горе Хайтоп, на поверхности зубчатых обрывов которой проступала блестящая слюда. Каждый кусочек слюды был как звездочка. Спасение есть чудо, эта истина справедлива во все времена. У подножия горы обнаружилась пещера. Хэлли подумала о манне небесной, о том, что человек должен быть готов принять ниспосылаемые ему дары. Без всякого страха, не ожидая опасности, она вошла в пещеру. Хэлли сделала свой выбор. Что бы ни было, она не жалела о том, что ушла из шляпной мастерской в Бирмингеме, и не хотела бы снова выдергивать перья из павлинов и голубей и уклоняться от внимания хозяина.