Дочь палача и ведьмак - Оливер Петч

— Попался… Посмотрим, что за жирдяй…

В это мгновение что-то тяжелое ударило его по затылку.

Келестин покачнулся, отступил на шаг, затем ноги его разъехались на скользких от дождя досках, и он, вместе с сачком рухнув в конце концов в бурлящую воду, принялся бешено барахтаться, чтобы спасти собственную жизнь. Как многие люди его времени, он умел разделывать зайцев, по запаху мог определить сотни трав и повторить наизусть длиннейшие выдержки из Библии. Вот только одного не умел Келестин — плавать.

Юный послушник кричал и бился, загребал руками и дрыгал тощими ногами, но собственный вес неумолимо тянул его в глубину. Внезапно Келестин почувствовал илистое дно под ногами, оттолкнулся и, хватая воздух ртом, вынырнул из воды. Он принялся отчаянно хватать руками вокруг себя и вдруг ухватился за рукоятку сачка, плававшего на поверхности. Перехватил ее покрепче и подтянулся. За плотной дождевой завесой он разглядел на мостике закутанного в плащ человека, который держал второй конец сачка.

— Спасибо! — просипел послушник. — Ты мне жизнь…

В этот миг незнакомец надавил на сачок, так что Келестин погрузился под воду. Когда он снова вынырнул на поверхность, то почувствовал, как его опять с силой давит вниз.

— Но… — начал послушник.

Тут мутная вода заполнила его рот и заглушила последний отчаянный крик. Келестин безмолвно погрузился под воду.

В то время как жизнь искристыми пузырями покидала его тело, послушник чувствовал, как жирные карпы терлись скользкими боками о его щеки и копошились в коротких волосах вокруг тонзуры. Когда умирающий юноша наконец опустился на дно, рот его был распахнут, как у рыбин вокруг, что неподвижными и бесстрастными глазами таращились на утопленника.

Человек на мостике какое-то время наблюдал еще за бурлящими пузырями. Наконец он удовлетворенно кивнул, поставил сачок на место и зашагал прочь.

Следовало закончить начатое.

В это же время в лесу у подножия Святой горы

Молния прорезала небо, точно перст разгневанного божества.

Она ударила прямо над Аммерзее, отчего пенистые зеленые волны вспыхнули на долю секунды ядовитым сиянием. С раздавшимся затем громом плотной стеной хлынул ливень, и одежда двадцати с лишним паломников из Шонгау в считаные мгновения промокла насквозь. И хотя время близилось лишь к семи вечера, на путников словно опустилась ночь. Симон Фронвизер покрепче сжал руку жены, и вместе с остальными они двинулись вверх по крутому склону, к монастырю Андекса.

— Нам еще повезло! — перекричала Магдалена рев непогоды. — Часом раньше, и буря застала бы нас на озере!

Симон молча кивнул. Лодка с паломниками пошла бы ко дну в волнах Аммерзее далеко не в первый раз. Теперь, по прошествии почти двадцати лет после Большой войны, паломники тянулись к знаменитому баварскому монастырю в таких количествах, каких никто даже припомнить не мог. В это время, раздираемые голодом, непогодой, волчьими стаями и мародерствующими бандами, люди с особенным рвением искали защиты в лоне церкви. А чудеса, о которых иногда разносились слухи, лишь усиливали это рвение, и именно монастырь Андекса, расположенный в тридцати милях к юго-западу от Мюнхена, прославился благодаря своим древним чудодейственным реликвиям — и пиву, с которым так легко можно забыться.

Лекарь еще раз оглянулся на озеро, от которого они едва отошли, и сквозь дождевую завесу увидел, как ветер хлещет по его поверхности. Два дня минуло с тех пор, как они с Магдаленой и группой шонгауцев покинули родной город. Паломники миновали Хоэнпайсенберг и прошли к Дисену на Аммерзее, откуда их перевезли в хлипкой лодке на другой берег. Теперь они брели через лес по крутой размытой тропе к монастырю, что возвышался над ними в окружении темных туч.

Во главе процессии верхом на лошади ехал бургомистр Карл Земер, а за ним поспевал пешком его взрослый сын; пробирался сквозь бурю священник Шонгау с большим раскрашенным крестом. Далее шли несколько плотников, каменщиков и столяров и, наконец, молодой патриций Якоб Шреефогль, который, помимо Земера, единственным из советников откликнулся на призыв к паломничеству.

И бургомистр, и Шреефогль, как полагал Симон, отправились с ними не столько для очищения души, сколько ради выгодных сделок. Место, подобное Андексу, с тысячами голодных и мучимых жаждой паломников, словно было создано для наживы. Лекарь охотно узнал бы, что думал на этот счет Господь. Ведь недаром Иисус изгнал из храма всех торговцев и ростовщиков? Что ж, собственная его совесть в этом отношении была абсолютно чиста. Ведь они с Магдаленой отправились в Андекс не ради денег, а чтобы отблагодарить Бога за спасение своих детей.

Вспомнив о трехлетнем Петере и двухлетнем Пауле, Симон невольно улыбнулся. Интересно, что сейчас вытворяли малыши, доводя дедушку, палача Шонгау, до белого каления?

В это мгновение очередная молния с треском расколола ближайший бук, и люди с криками попадали на землю. Заплясали языки пламени, искры быстро перекидывались на соседние деревья, и в скором времени пылал, казалось, весь лес.

— Мария, пресвятая Богоматерь!

Симон разглядел в полумраке, как первый бургомистр Карл Земер упал на колени в нескольких шагах от него и несколько раз перекрестился. Рядом стоял его сын — он онемел от страха и таращился на горящее дерево перед собой; остальные паломники в это время спасались от непогоды в ближайшей низине. У лекаря в ушах звенело от оглушительного грома, прогремевшего вслед за молнией прямо над ними. Словно через стену, до него донесся приглушенный голос жены:

— Уходим скорее! Там, у ручья, мы будем в безопасности!

Магдалена сгребла своего еще колеблющегося супруга и потянула его прочь с узкой тропинки, по краю которой уже пылали два бука и несколько молодых сосен. Симон споткнулся о гнилую ветку и съехал по отлогому, покрытому старой листвой склону. Скатившись вниз, он со стоном поднялся, вытряхнул несколько веточек из волос и оглядел разразившийся вокруг него хаос.

Молния расщепила старый могучий бук точно посередине, повсюду до самой низины валялись горящие ветви и сучья. Языки пламени бросали дрожащие отсветы на шонгауцев: кто-то молился и постанывал, другие потирали ушибленные в падении конечности. К счастью, никто серьезно не пострадал, и первый бургомистр с сыном, по всей видимости, тоже остались невредимыми. Карл Земер уже разыскивал в сгустившихся сумерках свою лошадь, которая ускакала вместе с поклажей.

Симон не без удовольствия наблюдал, как бургомистр с воплями носился по лесу.

«Следует надеяться, кобыла ускачет вместе с набитым кошельком, — подумал он. — Если этот толстяк снова примется славословить, сидя в седле, ей-богу, приму на душу смертный грех».

Лекарь быстро разогнал эти мысли, не приличествующие паломнику. Он вполголоса выругал себя за то, что не взял плащ потеплее. Новая зеленая накидка с аугс-бургского рынка хоть и выглядела нарядной, но, вымокшая под дождем, висела на нем бесцветной тряпкой.