План для Лайзы - Алексей Борисов

со стула. – Пошел отсюда, дебил недоношенный! – она попёрла грудью на пришельца, и зря: тот залепил ей такую затрещину по накрашенной физиономии, что девчонка полетела на пол, бестолково хватаясь растопыренными пятернями за воздух.

– Ах ты, гадина! – парень нагнулся, схватил девушку за ворот блузки и начал накручивать материю на кулак, вываливая на свет божий ее дезабилье. – Сейчас ты узнаешь, кто из нас уродом станет! – я почувствовал, что если не впрягусь в разборку сейчас, то до конца дней не буду считать себя мужиком, и вякнул:

– Э-эй, земеля! Потише там!

– Ты что, лошара? – огрызнулся парень. – Закрой пасть и гляди мультики!

Я вскочил, схватил за спинку стул; приценился, как позаботливее охладить своего визави этим инструментом. Однако той секунды, которую дуболом в кожано-металлической косухе потратил на реплику в мой адрес, девчонке хватило, чтобы по-ящеричьи вывернуться, и, оставив полблузки в кулаке у своего знакомца, вскочить на ноги и броситься к двери.

Я решил было, что конфликт исчерпан, и собирался вернуть стул в исходное положение, но девчонка закричала:

– Осторожно! У него пистолет! – и я действительно увидел в кулаке дуболома тускло отсвечивающий металл ТТ. Вот уж не думал, что из-за ерунды влипну в такую историю!

Нас спасло то, что дуболом растерялся. Не мог сообразить, в кого из нас стрелять сперва: если в меня, то девчонка успеет захлопнуть дверь и убежать; если в нее, то стул у меня все еще наготове, и я долбану им промеж ушей и поперек косухи. Несколько секунд он слюняво матерился и переводил ствол с меня на девчонку и обратно; наконец, у нее не выдержали нервы и с криком:

– На! Стреляй, козел драный! – девушка сдёрнула с себя остатки блузки и шагнула прямо на ствол. Аккуратные ”дыньки” ее так задорно качнулись в полуметре от носа пистолетовладельца, что у того отпала челюсть; я понял, что это – шанс, и со стулом наперевес бросился на него.

Ожидал чего угодно – грохота выстрелов, вспышки боли, провала во мрак. Но с ошеломляющим изумлением обнаружил, что пролетаю сквозь фигуру дуболома, а потом и сквозь гипсокартонную перегородку и вваливаюсь в соседний бокс, опрокидывая с ходу столик и рассыпая по полу поп-корн и еще какую-то мишуру. Причем напротив меня стоит все тот же дебил со шпалером, а наша общая знакомая, прикрывая кистями рук оголенную грудь, топчется у двери. Затем вспыхнул свет, и я увидел себя посреди заставленного столиками-стульями киношного зала, под ошеломленными взглядами сидящих за этими столами людей: все прочее – и отвязная девчонка, и обормот с пистолетом, и даже перегородки – абсолютно бесследно исчезли.

Где-то захлопали; потом засвистели. Маневрируя между столиками, словно идущая в бейдевинд парусная шлюпка, ко мне приближался прилизанный юноша лакейской наружности с усиками щёточкой, но его опередил возглас из зала:

– Ба, да это Женек Журавлёв! Какими судьбами! Что, свалил со своей платформы? – из-за одного из столиков поднялся и шел ко мне, протягивая руки, экс-сиделец за одной школьной партой Сашка Машкин. – Ты что, решил, что здесь все взаправду? Не знал, что тут голографическую иллюзию показывают?

– Что за безобразие, гражданин? Почему срываем представление?– до меня наконец-то добрался прилизанный соплежуй; у него оказался талант выговаривать нотацию, словно шелуху от семечек выплёвывать. – Вы чуть не убили человека своим стулом! Немедленно покиньте помещение, иначе мне придется обратиться в полицию!

– Да ладно тебе, Жако! – подоспел Сашка Машкин. – Сразу, и полицию! Предупреждать надо было! Не видите – человек в первый раз!

– На лбу у него не написано, – проскрипел прилизанный юноша. – Мужчина, покиньте зал, не доводите до крайности! – начинать светскую жизнь в родном городе со скандала не хотелось; понукаемый кинолакеем, я направился к выходу.

– Погодь меня в парке! – крикнул вдогонку Сашка Машкин. – Потрындим!

Так я вновь оказался на лавке перед фасадом летнего кинотеатра. Причем в довольно смятенном состоянии. Еще бы! То много-много монотонных дней и ночей без единого существенного события, то вдруг, за какую-то четверть часа, – знакомство с сногсшибательно красивой и безбашенной девчонкой, секунды под прицелом психопата с пистолетом; наконец, изгнание из театра иллюзий… Пусть даже голографических, но все равно – неприятно!

Полчаса пролетели незаметно: внутренний кинопроектор проигрывал на экране моего мозга картинки только что увиденной феерии: то приближающееся ко мне, словно для поцелуя, лицо моей соседки по ложе с бездонными глазами под сиреневыми веками, то набыченный силуэт мордоворота на фоне экрана с мультяшными Томом и Джерри, то внезапно обнаженная грудь девушки, подпрыгивающая перед жерлом пистолета… Действительно, в этой голографической афере что-то есть – нечто такое, что способно взбудоражить даже увальня, сидевшего вахта за вахтой безвылазно среди бескрайней пустоты Ледовитого океана!

Сашка Машкин вышел из дверей кинотеатра во главе оравы поклонников нового вида искусства, гомонящих и размахивающих руками. Он почти не изменился со школьных лет, разве только половина башки воссияла лысиной. Господь бог или же природа наделили его вождистской комплекцией: комодообразной грудной клеткой и толстенькими ляжками при росте метр шестьдесят с кепкой; круглой, как арбуз, головой с ланитами, все еще розовеющими юношескими прыщами; плюс ко всему этому – мощный голос уличного трибуна. Еще в школе он зарекомендовал себя как борец за экологию, организатор всяческого рода дискуссионных клубов, активист всевозможных партий, поэт в стиле Маяковского и прозаик в жанре Хемингуэя.

Углядев меня сквозь круглые джон-ленноновские очки, Сашка немедля взял курс на мою скамейку, таща за собой шлейф поклонников голоиллюзии:

– Правильно! Так и надо! – вскричал он, хватая меня за вялую ладошку. – Я тоже в первый раз чуть не набросился на Мурдака, хотя у того и был пистолет! А ты – молодец! Не испугался! – Машкин покрутил головой, ища поддержки у своей свиты. – Вот что значит настоящее искусство! Оно вторгается, входит в нашу жизнь! Так, что мы перестаем различать, где кончается вымысел и начинается реальность! – Санёк наконец-то отпустил мою ладошку. – Жаль, ты не досмотрел до конца! – тут из-за Сашкиной спины выскочил самый преданный адепт и, брызгая слюной, поведал:

– Мурдак только к ней шагнул, а Лайза как ему даст приемчиком! Пистолет – фьюи-ить! И туфлёй его по яйцам! И бежать! У нее там мотоцикл! А их – целая гангста банда! Мы прятались от них в Амазонии! Леса! Анаконды! Ягуары! Абсолютный зачот!!! – из этого бурного спича и восторженных реплик других членов окружившей меня компании я только и понял, что как бы случайно подсаживающуюся в ложу к посетителям летнего кинотеатра чику сообщество поклонников голоиллюзионных миражей постановило называть Лайзой, ее преследователя – Мурдаком, а главный смак состоит вовсе