Экспозиция чувств - Елена Жукова

– А тебя, бедненького, с собой не взяла?

– И слава богу! Снимать меня туда не приглашали… А просто так созерцать молодые прелести в моем возрасте уже вредно для здоровья.

– А молодую подругу иметь не вредно?

– Напротив, девочка, полезно! Подрастешь, поймешь.

Сашиному деду Элему Арсеньевичу Корбусу было чуть за семьдесят. Но Сашке никогда не пришло бы в голову назвать его стариком. Он выглядел джентльменом в «advanced ages»1. В свое время Корбус был очень недурен собой, хотя внешность его была грубой работы. Точно у природы не хватило времени на тонкую отделку лица, и она ограничилась скульптурным эскизом. Зато эскиз явно вышел из-под руки мастера: крупный нос, «сердитые» черные брови, резко очерченный рот, подбородок с глубокой ямкой. Мужественное лицо.

В себе Саша отчетливо видела признаки корбусовой породы, хотя ее кровь была дважды разбавлена по женской линии. От деда ей передался высокий рост, крупная пластика черт, ямочка на подбородке. Материнские гены смягчили овал лица, и проявились в пухлых губах. Брюнетистая масть вылиняла до каштановой, а в цвет глаз «хорошо прожаренный кофе» добавились сливки. Но брови так и остались корбусовскими: широкими, крылатыми.

А еще от деда Сашке передалась страстная любовь к профессии. В советское время Элем Корбус был известным фотографом-портретистом. Тогда открытки с портретами популярных киноартистов продавались по всему Советскому Союзу – буквально в каждом газетном киоске. И фамилия автора была напечатана на обратной стороне каждой карточки мелкими трудноразличимыми буковками.

На пике карьеры Корбус печатался в «Советском экране», «Искусстве кино» и даже в «Огоньке». Но в девяностые, когда респектабельные издания стали закрываться, вытесненные мутным потоком желтой прессы, Элем переключился на съемки новых русских в кричащих о роскоши интерьерах их квартир и загородных коттеджей. Корбус до тошноты ненавидел гламур и пытался внести в каждый портрет хоть какой-то намек на отражение человеческой души. Но заказчики требовали, чтобы было «красиво и богато». И, как это обычно бывает в искусстве, материальный интерес вошел в конфликт с художественными принципами. Корбус решил его по-библейски мудро – «есть время разбрасывать камни, и есть время собирать камни». Девяностые и начало двухтысячных были обозначены им как «время собирать бабки», то есть зарабатывать на приличную пенсию. Поэтому, стиснув зубы, вопреки собственным эстетическим принципам, Корбус несколько лет эксплуатировал свое пока еще не забытое имя: снимал много, «красиво и богато».

В результате он смог купить две квартиры, доходы от которых обеспечивали ему «достойную старость». А в одной из комнат основной квартиры оборудовал вполне приличную фотостудию. Но как только поставленные цели были достигнуты, Корбус немедленно прекратил прием заказов от нуворишей и занялся практически дармовым преподаванием в фотошколе. Зато в полном соответствии со своими художественными принципами. Изредка он брался за коммерческие заказы, но только по знакомству. И только если заказчики не препятствовали его творческим замыслам.

Саша стала любимой ученицей деда. И не по родству крови, а по сходству взгляда на жизнь. По общности интереса к людям. Пока Саша училась и таскала Элему свои слабенькие ученические работы, тот громил ее нещадно, безо всяких уступок самолюбию (Корбус вообще был знаменит нарочитой недипломатичностью высказываний):

– Это что у тебя такое? Почему мужик столб нюхает (на снимке профиль мужчины совмещался с торчавшим сзади столбом)? Почему не следишь за задним планом? А ступни ему зачем ампутировала? У него что, гангрена что ли? Смотри: над головой – пустое небо, а на ступни места не хватило? В итоге ты сняла историю про городского инвалида-токсикомана. Плохо, Александра Федоровна! Очень плохо!

И как бы не было Сашке обидно, она вынужденно соглашалась с критикой. И даже сама присоединялась к измывательствам Корбуса над очередным провалом.

Но Александра быстро училась. И хотя, рассматривая ее работы, дед продолжал ворчать, по особой теплоте голоса Саша безошибочно могла определить, когда ему нравится «карточка» («карточками» тот по старинке называл все фотоизображения – неважно, отпечатанные или представленные на экране). Изредка Корбус даже снисходил до похвалы – скупой, немногословной, но от того еще более ценной:

– Неплохо-неплохо. Можно было бы и поближе подойти, пошире взять. Но эмоция есть. Вот здесь справа пустовато, еще бы какой-нибудь небольшой объектик добавить, и было бы совсем нормально. Неплохая карточка!

В такие моменты признания Саша ощущала себя почти что новым Картье-Брессоном2.

Вот и сейчас она ерзала от нетерпения похвастаться снятым шедевром. Вслед за дедом Саша вошла в студию – просторную комнату с высоким потолком, пустыми белыми стенами и окном, закрытым матовой шторкой. В стерильной чистоте помещения ощущалось что-то медицинское, как в операционной. У окна примостился рабочий стол с компьютером, где Элем из «сырцового» изображения создавал окончательные версии своих «карточек». Хотя Корбус и ворчал, что «цифра» развратила фотографов, сам он давно отказался от пленки и колдовства с химикатами в темной комнате. Элем сел за стол и протянул руку:

– Ну, что там у тебя? Показывай! Вижу, что не терпится…

Деду самому не терпелось посмотреть. И хотя он тщательно маскировал интерес напускным равнодушием, Саша видела, как загорелся в его взгляде жадный огонек. Александра протянула Элему планшет с изображением:

– Вот!

Корбус нацепил на нос очки в тонкой металлической оправе и недовольно уставился на маленький экран.

– А напечатать не могла? Что ты мне на своем телевизоре показываешь? Хорошая карточка требует хорошей печати.

– Не ворчи, как дед, Элем. Это не карточка, а сырье. Только что с камеры качнула. Совсем свежак… Ну, что скажешь? Круто?

Корбус некоторое время интригующе помолчал, внимательно разглядывая снимок.

– Ту-ту-ту… А тебе самой нравится?

От этого вопроса у Сашки пресеклось дыхание… Неужели ее подвело художественное чутье («чуйка», как говорил Корбус)? Сегодняшняя добыча показалась ей лучшей фотографией последнего времени… Неужели «пустышка»?

– Н-н-нравится… А тебе нет?

– Где ты этих любовничков подстрелила?

– В Музеоне3. Что, плохо?

– Нет, не плохо. Даже очень неплохо. Хорошая карточка, с добавленной стоимостью. И образ получился, и эмоция есть. Умничка, девочка!

Саша вспотела от радости, смущенная и удивленная таким непривычно многословным комплиментом.