Превед победителю - Анна Козлова

— В русской литературе существует традиция повествования о «благородном дикаре», и культура притворяется, будто верит, что жизнь, протекающая на лоне природы, вдали от порочных изъянов цивилизации — более здоровая и мудрая, чем та, которую влачит большинство из нас. На самом деле чаще происходит обратное.

— Ты прав, — ответила Анжелка. — Когда человек удаляется от цивилизации, он быстро освобождается от не важных для него больше ловушек — роскошных машин, изысканных жилищ, одежд, от того-то и того-то, от вечеров, проводимых в театре, от концертов, — и, может быть, не так уж безосновательны слова о преимуществах естественной жизни. Но если некто уж слишком решительно удаляется от общества и слишком долго остается вдали от него, он освобождается и от многих запретов, этим обществом налагаемых.

— И эти запреты, — продолжал Коля, — далеко не всегда так глупы, бессмысленны и недальновидны, как нынче модно заявлять. Напротив, многие из этих запретов крайне необходимы, так как содержат то, без чего невозможно выжить и что с течением времени приводит к появлению более образованного и сытого, более благополучного общества.

Свечкин съел шашлык, солянку с долькой лимона, жареную картошку, нашпигованные чем-то мелким баклажаны-трубочки, выпил графин водки, пива и отвратительно, как запущенный в теплые сени пес, захмелел. Пьяная пелена приоткрылась и пропустила Анжелкину руку — она совала ему деньги на такси.

Из холодильника издевательски краснела яркая кастрюля с цветами на боку. В ней, Свечкин знал, слиплись макароны-перышки. Котлеты, к которым они подавались в качестве гарнира, давненько съели.

Одно бурое яйцо с наклюнутой макушкой мирно тухло в отсеке на двери. Холодильник был старый, советский, в сумерках он зудел, заглушая даже телевизор.

Свечкину пришлось, давясь от отвращения, варить кашу на воде. Он поставил кастрюлю на плиту, пока вода нагревалась, покурил на лестнице. Балкона у них не было.

На испещренном засохшей, пупырчатой харкотой пролете Олег Свечкин понял, что так жить больше нельзя. Нужно было меняться.

Муж, хрипя, взгромоздился на Анжелу. Она еще не проснулась, но его это не беспокоило. Плюнув на пальцы, он потер ее бритую щелку и вошел, хрюкнув, как боров. Анжела сосредоточенно выколупывала сонные остатки из глаз. Отвернувшись к стене, она зевнула. Проблемой большинства мужчин является их полное незнание того, как заниматься любовью. Единственное, что они умеют, — это трахаться.

Он закончил наконец свою долбежку, в то время, как она размышляла, больно ли было рожать Анжелине Джоли. Поднялся и ушел в ванную. Утром он почему-то всегда по часу лежал в горячей воде. Анжела сбросила одеяло и вскочила с кровати.

А я любила, я любила

Его опять, опять, опять, —

жизнерадостно напевала она.

А я страдала, его теряя,

Моя попытка номер пять.

Она была красива какой-то первобытной красотой. Даже пара (как она считала) лишних килограммов ее не портили. Любуясь Анжелой, муж всегда сравнивал ее с чем-то съестным — корица, мед, масло, кофе. Она была уверена, что сравнение имеет более глубокий смысл, нежели тот, который вкладывал в него муж, норовя ее съесть. Мужчины черпали в ней силу, как в пище.

Взвился телефон, но Анжела не подошла, зная, что это мама. Накинув легкомысленный шелковый халатик, она пошлепала на кухню, чтобы скушать пасту из сыра бри с сельдереем. Дашка, ее подруга, похудела на сельдерее до сорок восьмого, а это, учитывая Дашкины габариты, было большой победой.

Анжела заедала пастой последнюю сельдерейную палочку, когда муж вперся в кухню. Голый. Телефон снова раззвенелся, отразив мамин номер.

— Дай кофе, — потянулся муж, — сгущеночка!

Она сварила ему кофе по всем правилам, с кардамоном и гвоздикой. В быту Анжела была перфекционисткой — ее домработница каждый четверг пехала на цветочный рынок у Киевского вокзала и волокла оттуда пук свежих лилий. Их тяжкий тропический запах успокаивал Анжелу.

Она представляла себя диким биологическим существом, прыгающим в зарослях монстеры или раскачивающимся, ухая, на лиане. Она блаженствовала перед источавшей ароматы вазой, размышляя, как прекрасно, когда тебе ничего не нужно, кроме тепла и мягкого лиственного логова, где можно сладко поспать, уложив под бок детеныша.

Кофе Анжела не пила с тех пор, как однажды с похмелья грохнулась после него в обморок. К алкоголю она тоже относилась с осторожностью, выработав для себя «правило трех бокалов» для всех напитков.

Три кружки пива, три бокала вина и три рюмки любого крепкого спиртного — все, естественно, по отдельности. В обычной жизни — не более двух порций алкоголя в день. Муж, хлебавший литрами, считал Анжелу почти что Девой Марией.

Он сожрал яичницу с сыром и помидорами, хлеба с маслом и засобирался на работу. Рубашки и костюмы, идеально, даже с некоторой маниакальностью выглаженные, висели в шкафу в спальне. Глажка доставляла удовольствие домработнице Наташе.

Пока муж одевался, Анжела почистила его ботинки детским кремом.

— До вечера, бутербродик, — бросил он, сбегая по лестнице.

Так он намеревался сохранить фигуру. Сколько же она говорила этому идиоту, что для фигуры полезно подниматься, а не спускаться пешком.

Анжела с мужем жили в добротной «сталинке» на Можайском Валу.

— Да, мама! — взревела Анжела, когда телефон зазвонил в третий раз.

— Ты одна? — орала мама. — Я уже в такси, еду к тебе.

— Хорошо, — вздохнула Анжела.

— Чего купить? — спрашивала мама в своей обычной манере.

— Ну, не знаю… — Рот наполнился слюной, сельдереем ни черта не наешься. — Может, курицу?

— Я возьму и пожарю тебе, кстати, — видимо, таксист маме попался неразговорчивый, — ты не знаешь, Анжелина Джоли родила?

— Приезжай, обсудим, — сказала Анжела.

Мама ворвалась, звеня пакетами, через десять минут. Анжела алчно схватила покупки и отнесла на кухню.

— Наташка придет? — крикнула мама, обтирая каблуки специально подложенной под половик тряпочкой. Она никогда не разувалась, потому что опухали ноги.

— Нет, мам! — точно так же заорала из кухни Анжела. — Сегодня среда, я ее отпускаю!

В пакетах обнаружилась французская курица в упаковке, чеснок и помидоры, батон белого хлеба, а также пол-литра Johnnie Walker, десяток слабоалкогольных коктейлей и пиво. У мамы была странная черта — после виски пить пиво.

Не заставляя себя ждать, мама влетела в кухню и, отвернув крышку виски, плеснула себе в кофейную чашку с остатками гущи, из которой пил Анжелин муж.

Несмотря на увлечение спиртным, выглядела мама неплохо. Пьянку компенсировали массажи и спа. Она была чуть потолще Анжелы, но с той же «рюмочной» фигурой — узкая талия и массивный зад, переходящий в длинные ровные ноги. Уже лет пятнадцать мама красилась в платину.