Збиг. Стратегия и политика Збигнева Бжезинского - Чарльз Гати

Он до сих пор обладает неоспоримым авторитетом в международной политике. Когда глава какого-нибудь государства посещает с визитом Вашингтон, Бжезинского часто приглашают на официальный обед или ужин. После таких мероприятий многих особенно интересует, что по тому или иному вопросу высказал Бжезинский. Несколько десятилетий назад его путали с Генри Киссинджером; я сам лично слышал, как у Колумбийского университета в Нью-Йорке водитель такси обратился к нему «доктор Киссинджер». В наши дни такое вряд ли возможно. Совсем недавно управляющий одного ресторана в Вашингтоне обратился к нему с предложением прийти как-нибудь вместе с Микой, и тогда их обслужат бесплатно. Было заметно, что Бжезинский гордится своей дочерью.

Своим статусом «звезды» он прежде всего обязан своим проницательным комментариям во время частых выступлений по телевидению. Ещё более важно то, что он с самого начала был настроен против войны в Ираке, в то время как большинство демократов ещё сомневались, стоит ли им поддерживать администрацию Буша в вопросах внешней политики; тогда такая позиция воспринималась как весьма откровенная, и даже смелая. Бжезинского возмутила ложь, с помощью которой пытались придать разумное обоснование войне, и поскольку он уже не претендовал ни на какую роль в правительстве США, то он не так сдерживался, как в прошлом, демонстрируя свой прямолинейный и даже в чём-то дерзкий нрав. Сколько ещё влиятельных персон из Вашингтона называли Джо Скарборо – более известного как «Утренний Джо» (по названию его телепередачи), популярного телеведущего и напарника Мики Бжезински – «потрясающе поверхностным»? Сколько ещё демократов осмелилось заявить, что Обама в арабо-израильском конфликте «поддался политическому давлению»?

Чрезмерная озабоченность Америки вопросами внутренней безопасности после теракта 11 сентября заставила его посмеяться над ненужными мерами предосторожности в Белом доме – однажды при посещении административного корпуса в Вашингтоне он отметился под именем «Усама бен Ладен», и никто его не остановил. Предполагалось, что этот инцидент должен шокировать, но он послужил метафорой нерешительности сбитой с толку Америки, которая сама не может выяснить, что для неё важно, а что нет. Вот почему «новый» Бжезинский, обеспокоенный будущим, предпочитает называть вещи своими именами – по контрасту с Бжезинским прежнего столетия, который и раньше отличался прямотой, но старался держаться в русле той внешней политики, которую задавала вашингтонская элита. Бжезинского двадцать первого века гораздо меньше заботят мейнстрим или общепринятые представления текущего момента. Он не настроен увязать в хитросплетениях дипломатического языка и говорит всё, как есть (или, по крайней мере, как это кажется ему). Его высказывания столь же просты, сколь сложно решение главного вопроса: Америка переживает системный кризис. Некогда безграничный оптимист, веривший в то, что Америка обязательно преодолеет любой домашний кризис и одержит победу над своими зарубежными противниками, ныне он гораздо больше ценит то, что Америка способна добиться в действительности. Бжезинский не превратился ни в пессимиста, ни в проповедника «упаднических настроений», но начиная с конца холодной войны заметно, что он менее склонен поддерживать американскую военную машину, особенно на Ближнем Востоке. И его взгляды как нельзя лучше согласуются со взглядами его аудитории.

После успешной преподавательской карьеры в Гарварде, Колумбийском университете и Школе передовых международных исследований Пола Нитце Университета Джонса Хопкинса (SAIS) Бжезинский в настоящее время работает в Центре стратегических и международных исследований (CSIS), известном вашингтонском «мозговом центре». Он зарабатывает себе на жизнь как писатель и лектор. Выступает ли он перед группой специалистов по международной политике, перед бизнесменами или перед студентами университета, он умеет настроиться на нужную волну, вставляя в своё выступление несколько известных деталей – но всякий раз в свежем контексте, с безупречным логическим анализом, проницательными формулировками и чётким изложением. Он всегда тщательно подбирает слова для лекций, длительностью от сорока до сорока пяти минут, и говорит идеальными абзацами. Обычно он начинает с какой-нибудь истории, служащей иллюстрацией своего главного тезиса. Так, например, он рассказывает о том, как во времена Карибского кризиса 1962 года президент Джон Кеннеди попросил Дина Ачесона, бывшего государственного секретаря при Гарри Трумэне, предъявить Шарлю де Голлю материалы, оправдывающие военные действия США. Но французский президент даже не посмотрел на документы, которые хотел показать ему почтенный посланник Кеннеди. Де Голль, недолюбливавший Кеннеди, высказался в том духе, что одних лишь слов американского президента достаточно, чтобы оценить обстановку, и тут же уверил его в поддержке со стороны Франции. Этой историей Бжезинский иллюстрирует, насколько с тех пор Соединённые Штаты утратили доверие мира, – и с некоторой мечтательностью добавляет, что его следовало бы восстановить.

В последнее время лекции, эссе, книги, телевизионные выступления и комментарии в прессе Бжезинского гораздо чаще, чем прежде, посвящены домашним делам Америки, и все они демонстрируют его озабоченность делением на политические лагеря, поляризацией и проистекающим из них политическим параличом. Его беспокоит растущая пропасть между богатыми и бедными, как и тот факт, что на американский образ жизни всё больше влияет жадность. Но, пожалуй, гораздо сильнее его волнуют шаткие перспективы мира и стабильности во всё более нестабильном и неохраняемом мире. Временами он даже высказывает недовольство своей аудиторией. Со своего рода профессорским высокомерием он обвиняет многих присутствующих в том, что они не изучали географию, потому что в большинстве школ она не входит в число обязательных предметов. И всё же аудитория встречает его хорошо. Аплодисменты раздаются не только из вежливости, они бывают совершенно искренними. Когда в 2008 году Бжезинский выступал на крупном политическом митинге в Вашингтоне, вслед за ним на подиум поднялся сенатор Джо Байден, будущий вице-президент. Обычно Байден за словом в карман не лезет, но на этот раз он несколько секунд неуютно молчал, а потом повернулся к организаторам и пожаловался: «Вы же мне не сказали, что я должен выступать сразу после Збига, правда?» Собравшиеся засмеялись и захлопали.

И всё же Бжезинский остаётся противоречивой фигурой. Многие республиканцы не доверяют ему, потому что он демократ и потому что он одним из первых стал критиковать внешнюю политику президента Джорджа Буша-младшего и войну в Ираке. Некоторые демократы не могут простить ему активное участие в холодной войне, «русофобию» и поддержку войны во Вьетнаме, а есть и такие, кто ставит ему в укор открытую поддержку республиканского кандидата на президентских выборах 1988 года. Влиятельные лица из Вашингтона с особо крепкой памятью до сих пор вспоминают, что Бжезинский, будучи советником президента Джимми Картера по национальной безопасности, одержал победу (пусть и справедливо) в бюрократической борьбе за право контролировать международную повестку дня с не столь решительно настроенным государственным секретарём Сайрусом Вэнсом. Неоконсерваторы, как и многие другие, заявляют, что его предложение урегулирования арабо-израильского конфликта не учитывало уязвимые и чувствительные места Израиля, и задаются вопросом, почему он не вынудил палестинцев по меньшей мере признать право Израиля на существование. Приверженцы американской политики, основанной на признании прав человека, считают, что активная поддержка сближения США с Китаем, в целом, и фактическое признание коммунистического правления, в частности, говорят если не о лицемерии, то о каких-то сомнениях в искренности высказываний Бжезинского о защите универсальных прав человека.