Король шрамов - Ли Бардуго

Он изучил взглядом длинную, залитую лунным светом часть двора, которую ему предстояло преодолеть: чтобы добраться до хлева, где держали старого мерина Герасима и корову Матильду, нужно пройти мимо курятника и сарая для гусей.

– Стальные дисковые лезвия, – прошептал он, коснувшись рукой новенького плуга, словно это был талисман на удачу. Дима точно не знал, чем так хороши дисковые лезвия, просто именно эти слова отец с гордостью повторял соседям, когда привезли плуг, и Диме нравилось их веское звучание. Споров насчет плуга в семье велось немало, как и насчет того, к добру или к худу все эти сельскохозяйственные реформы, которые затеял король.

– Скоро разразится очередная гражданская война, – ворчала мать. – Наш король слишком опрометчив.

Отца, наоборот, все устраивало.

– О чем беспокоиться, если в доме все сыты, а крышу недавно перекрыли? В этом году мы впервые собрали урожая больше, чем требуется на прокорм семьи, и смогли продать излишки.

– Это лишь потому, что король урезал назначенную князем Радимовым десятину! – горячилась мать.

– Так что же нам теперь, горевать?

– Придется еще погоревать, когда князь со своими дружками-аристократами прирежут короля прямо в постели.

– Король Николай – герой войны! – махал рукой отец, словно все заботы можно было отогнать, как дым. – А без поддержки армии переворота не будет.

Каждый вечер родители переливали из пустого в порожнее, обсуждая одно и то же. Дима почти ничего не понимал, усвоив только, что должен молиться за молодого короля.

Гуси в сарае беспокойно гоготали и хлопали крыльями – то ли их всполошила непогода, то ли неуверенные шаги Димы. Впереди стучали на ветру большие деревянные ворота хлева, распахиваясь настежь, захлопываясь и снова распахиваясь. Постройка будто бы тяжело дышала, а дверной проем напоминал огромный рот, готовый втянуть в себя мальчика одним вдохом. Диме нравилось в хлеву, но только днем, когда солнечные лучи проникали сквозь щели в крыше, пахло душистым сеном, Герасим тихонько всхрапывал, а Матильда порой обиженно мычала. В темноте, однако, хлев казался пустой оболочкой, норой монстра, хитрой твари, нарочно распахнувшей двери, чтобы заманить внутрь глупого мальчишку. Дима точно помнил, что закрывал ворота, нисколько в этом не сомневался! Ему невольно вспомнились маленечки, о которых говорил Петр, мелкие призраки, что рыщут в поисках невинной души.

Хватит, одернул себя Дима. Это Петр отпер ворота, чтобы младшенькому пришлось либо тащиться на холод, либо выставить себя трусом. Но Дима доказал отцу и братьям, что не трус! Он поежился от ветра и поднял воротник повыше, но, тем не менее, мысль эта его обогрела.

Он вдруг понял, что больше не слышит тявканья Молнии. Когда Дима выходил, собака не крутилась под дверью, не пыталась прошмыгнуть в дом.

– Молния! – окликнул он. Ветер подхватил его голос, унес вдаль. – Молния! – повторил мальчик самую капельку громче: а вдруг его услышит кто-нибудь еще, кроме собаки?

Шаг за шагом Дима пересек двор. По земле метались тени деревьев, за лесом белела широкая лента дороги, что вела в город, прямо к церковному кладбищу. Дима не решился смотреть на нее. Слишком легко вообразить, как, роняя комья кладбищенской земли, по этой дороге неуклюже волочит ноги мертвец в истлевшем саване.

Где-то среди деревьев раздалось жалобное тявканье. Дима взвизгнул от ужаса. Из мрака на него уставились желтые глаза. Свет лампы упал на черные лапы, лохматую шерсть, обнаженные клыки.

– Молния! – выдохнул мальчик, радуясь, что буря заглушает все остальные звуки. Он бы просто не вынес, если бы братья услышали его позорный вопль, выскочили во двор и увидели, что он испугался собственной псины в кустах. – Иди сюда, девочка, – позвал он.

Вжавшись брюхом в землю и пригнув уши, Молния не двинулась с места. Дима оглянулся на хлев. Поперечная жердь, которая служила засовом и должна была удерживать ворота закрытыми, валялась на земле, разбитая в щепки. Откуда-то изнутри доносилось приглушенное влажное сопение. Может, в хлев пробрался раненый зверь? Волк?

Золотистый свет окон казался невероятно далеким. Наверное, лучше вернуться за помощью, подумал Дима. Никто ведь не ждет, что он в одиночку пойдет на волка. Но что, если в хлеву никого нет – или там прячется безобидный кот, которого загнала туда Молния? Тогда не только Петр, но и остальные братья поднимут его на смех.

Шаркая, Дима поплелся к хлеву. Лампу он держал перед собой на вытянутой руке. Дождавшись, пока ветер утихнет, мальчик крепко ухватился за тяжелую створку, чтобы та его не ударила.

Внутри царила темнота, и лишь сверху проникали тоненькие полоски лунного света. Дима осторожно шагнул вперед. Вспомнил добрые глаза Санкт-Феликса, острый яблоневый кол, пронзающий сердце святого. А потом снова ударил ветер, точно непогода, бравшая передышку, вернулась с новой силой. Ворота за спиной Димы захлопнулись, жидкий свет лампы дрогнул и погас.

Снаружи бесновалась буря, однако в хлеву было тихо. Скотина не издавала звуков, словно застыв в ожидании. Дима чувствовал кисловатый запах животного страха, перебивавший аромат сена, но был и другой запах. Так пахло, когда к праздничному столу забивали гусей: это был горячий медный запах крови.

Уходи, сказал он себе.

Во мраке что-то шевельнулось. Дима заметил отблеск лунного света – как если бы сверкнули глаза, – а потом от темноты в углу хлева отделилась тень.

Мальчик попятился, прижимая к груди бесполезную лампу. Он разглядел лохмотья, некогда, очевидно, бывшие дорогой одеждой, и на долю секунды у него вспыхнула надежда, что перед ним бродяга, решивший переждать в хлеву непогоду. Однако для человека тень двигалась слишком плавно, бесшумно и близко к земле, словно крадущийся зверь. Дима пискнул: тень скользнула к нему. Глаза – черные зеркала; от кончиков когтистых пальцев вверх по рукам расходились ручейки темных вен, точно существо окунуло эти руки в чернила. Ореол окружавшей его тьмы как будто пульсировал.

Беги, приказал себе Дима. Поднимай крик. Он вспомнил гусей, доверчиво подходивших к Петру. В считаные секунды брат сворачивал им шеи – птицы не успевали издать ни звука. Глупые, сердился тогда Дима, но сейчас он их понимал.

Существо – темный силуэт – выпрямилось во весь рост, и за его спиной развернулись два огромных крыла, края которых клубились завитками, словно дым.

– Папа! – попытался крикнуть Дима, но возглас, сорвавшийся с его уст, был не громче вздоха.

Монстр замер, как будто слово показалось ему знакомым. Склонив голову набок, прислушался. Дима сделал шажок назад, потом еще один. Существо метнуло взгляд на мальчика, а в следующее мгновение нависло прямо над ним. В тусклом лунном свете Дима рассмотрел темные пятна на груди и вокруг рта монстра. Кровь, догадался он.

Существо подалось вперед, втянуло ноздрями воздух. Вблизи оно походило на юношу с вполне нормальными, человеческими чертами лица, но стоило ему растянуть губы, как в уголках рта обнажились длинные черные клыки.