Какша - Джим Додж

— Ты чё, друг, — воскликнул он. — Эт не я. Я те щас доктора приведу.

Индеец покачал головой, но не отпустил лодыжку и все тянул ее на себя, заставляя Джейка наклониться. Когда тот опустился на колени, индеец сунул ему в руку клочок бумаги и, задыхаясь, просипел булькающим предсмертным шепотом:

— Пей. Будь спокоен. Проживешь вечно.

Джейк развернул бумажку. Это был рецепт виски.

— Что ж тебе, черт побери, самому от него не перепало? — сказал он индейскому трупу. Но что-то в этих стеклянных индейских глазах его не отпускало, и, даже не взглянув больше в эту ночь на карты, Джейк вернулся в номер, собрал вещи и отправился домой на ранчо.

Виски помогал ему быть спокойным. Один пинок этого Шепота Старой Смерти сваливал с ног почти любого, два вгоняли в тяжкий ступор. Если следовать рецепту, получался, по оценке Джейка, продукт девяносто семи градусов крепости, конденсат божественных паров. Джейк посвятил себя дальнейшему усовершенствованию напитка. Рожденный в засуху на кентуккийских холмах, он получил в дар склонность и чувствительность к любому мастерству, теперь же мастерство становилось началом искусства. В брожении и возгонке рождались не только близкие его духу метафоры, но и продукт, этот дух расширяющий.

Следующие пятнадцать лет Джейк прожил на ранчо. В свободное от сарая с пятидесятигаллоновой тарой и самой необходимой домашней работы время он сидел на крыльце, потягивал плоды своего труда и отпускал на волю разум. Он и сам путешествовал — всегда пешком, навещая в окрестных холмах соседей. Сперва он надеялся продавать свой виски на радость людям, но соседям — в большинстве своем трудягам-овцеводам — явно не доставало вкуса и терпения, чтобы оценить столь утонченный напиток, хотя позже многие нашли этому эликсиру иное применение. Они заливали его вместо горючего в тракторы, поджигали с его помощью пни и одной каплей на пинту воды лечили все нападавшие на скот хвори, от поноса до легочного червя.

Поросший сорняками огород, выводок курей, охота, рыбалка и довольно стабильный доход от покерных игрищ, устраиваемых каждую субботу, помогали Джейку сводить концы с концами. Он легко научился довольствоваться малым. Когда кончался виски, он наскребал по углам на новую порцию, а если нападала охота до чего-нибудь сверх обычных нужд, со всей кротостью ее игнорировал. Помогало то, что нужды оставались простыми.

Он получил от дочери письмо. Та писала, что беременна, и просила денег. В ответ Джейк послал ей открытку:

Дорогая Габи,

Выходи замуж. У моих жен это получалось неплохо, и у тебя, пока ты не распухла, как мешок свеклы, получится тоже. Рад узнать, что буду дедушкой. Напиши мне, как оно все, и, если оно все плохо, я приглашаю тебя сюда, хотя, наверное, тебе тут не понравится. Деньгами помочь не могу, у меня самого мало.

Твой отец.

Открытку он сочинял полдня. Не считая подписей на квитанциях за всякую мелочь, последний раз Джейк держал в руке перо двадцать лет назад. Письмо от Габриэль было первым его письмом за то же самое время или, по крайней мере, первым личным письмом — иногда прибывали официальные конверты, но Джейку не нужно было ничего от властей, и он не представлял, что властям может понадобиться от него, и потому конверты отправлялись в печь.

К зиме 1957 года, вскоре после того, как на глазах у Элис Паркинс Джейк в чем мать родила промчался вдоль ручья Маккензи, пытаясь удочкой пронзить лосося, большинство соседей сошлось на мысли, что он слегка не в своем уме. К счастью для Джейка, эти люди принадлежали к почти вымершей в Америке породе: с одной стороны, они относились друг к другу тепло и уважительно, а с другой — пока чье-либо поведение было всего лишь неудобным, но не опасным — каждый занимался своим делом. Джейк, разумеется, не считал себя ни сумасшедшим, ни хоть на йоту ненормальным — просто, если отпускать разум далеко и надолго, он может заблудиться. Джейк же, все более убеждаясь в собственном цветущем бессмертии, не торопился отправляться на поиски. Он думал, что еще успеет. Самого себя Джейк представлял бобром, которого видел пару лет назад на Гуалале — зверек плыл на спине по течению: лапки сложены на груди, глаза смотрят в глубь синего неба, рулит хвостом — праздный и счастливый.

Затем пришла весна, и плавное течение Джейковой жизни нарушил шериф.

Местный парнишка Клифф Хобсон пришел в органы правопорядка, когда вернулся из Кореи. Свою работу он считал полезной обществу службой, которая помогает людям выбираться из затруднений и предотвращает беду. О том, что Джейк потихоньку гонит виски, Клифф знал задолго до того, как попал в Корею; он и сам пробовал Шепот Старой Смерти, когда привозил старику скирду дров. На вкус питье напоминало дизельное масло, и Клифф хорошо запомнил, как оно ударило ему в желудок, словно сжатый воздух из восьмицилиндрового движка вездехода. Решив, что ни один нормальный человек не купит это пойло для внутреннего употребления, Клифф не усмотрел в его производстве нарушения правопорядка и не нашел причин объявлять таковым. Шерифу нравилась его работа — можно было гонять по округе на новеньком полноприводном внедорожнике и болтать по радио. Не нравилось ему только одно — приносить плохие вести. Не приходилось сомневаться, что Джейку эти новости тоже не понравятся.

Так и вышло:

— Что, черт подери, значит эта хрень?! — рявкнул старик, комкая в костлявой руке бумажку.

Клифф отступил на полшага.

— Она значит, что запущена процедура продажи твоей земли за старые налоги — ты их вообще не платил, так тут написано.

— Я купил эту чертову землю, когда никаких налогов и в помине не было.

— Налоги были всегда, — буркнул Клифф, — и сдается мне: или ты заплатишь, чего они хотят, или землю продадут тому, кто заплатит.

— Ладно, семидесяти тысяч у меня нет, зато есть дробовик двенадцатого калибра, так что можешь им передать: если кто надумает скупить мою землю, а то и забрать за так, пусть сперва меня пристрелит, а коль у него это выйдет, мое привидение вцепится ему в жопу. Очень крепко, можешь мне поверить.

— Никто не будет в тебя стрелять, — уверенно сказал Клифф.

— И хорошо, — гавкнул Джейк, — стало быть, мне не придется.

На том и порешили.

Прошло четыре дня, и шериф, зайдя снова, оставил Джейка в слезах. Утонула Габриэль, его единственное дитя.

Всего дважды Джейк бросал пить, и этот раз был первым. На три дня, пока ее не похоронили. Большинство соседей сочло столь нежданную выдержку знаком уважения и слегка удивилось — те же, кто его знал, понимали, что это признак горя, и с облегчением вздохнули, когда он опять начал пить. Добрым людям казалось, будто он решил забрать себе внука просто потому, что так положено, однако в глубине души они сомневались, что без малого восьмидесятилетний старик в состоянии вырастить ребенка, — в любом случае им и в голову не приходило, что дело в деньгах. Те же, кто был к Джейку поближе, не сомневались, что дело именно в них: пятисот тысяч долларов наследства хватит, чтобы заплатить долги по налогам, и немало еще останется на потакание вкусу к экстравагантным развлечениям. Сказать честно, все, кто каждую субботу играл с ним в покер, поставили бы восемь против пяти, что через два года мальчонки здесь не будет.