Образ врага - Полина Дашкова

– А что, у тебя есть на примете человек, которому поверят,если он так скажет?

– Разумеется, есть.

– И что за оружие?

– Отличное оружие. Вирусы пострашней СПИДа. Можно прижелании использовать так, что атаку никто не заметит. Станут вдруг все дохнуть,как мухи. Генетические мутации начнутся, как в каком-нибудь ужастике. А потомеще будет рождаться много поколений уродов, но не по всему миру, а в отдельновзятой стране, которая станет жертвой атаки. Я не специалист, но знаю, там всекак-то очень хитро. К каждому определенному виду сразу разрабатывается системавакцинации. Любые исследования в этой области были запрещены специальнойрезолюцией ООН еще пять лет назад. И тут – здрасьте вам, оказывается, честныецивилизованные израильтяне по-тихому работают над чумой двадцать первого века.

– Брось, – Азамат махнул рукой, – кому надо, тот и такзнает. Очередная страшилка о супероружии не ускорит подписания контракта понефтепроводу.

– Скучный ты человек, Азамат, – вздохнул Геннадий Ильич, –ты главного не понял. Дело ведь не в очередной страшилке. Вся соль в том, чтобыосвежить привычную, поднадоевшую склоку новыми подробностями. Пусть заварушкапродолжается и усложняется. Чем меньше шансов разрешить конфликт мирным путем,тем неопределенней ситуация на мировом нефтяном рынке. Ты, Азамат, тактик. Тыживешь сегодняшним днем, и в этом твоя сила. Но и слабость тоже. А я стратег. Ягенератор идей. Я смотрю далеко вперед.

– Ох, Гена, с огнем играешь. Замочат тебя, и все дела, –покачал головой Азамат.

– Типун тебе на язык, Азамат. – Подосинский кривоусмехнулся. – Уже пробовали, не по зубам я им. Они у меня будут как собаки. Всепоймут, но сказать, то бишь доказать, – ничего не сумеют. Пока все ниточкиближневосточной проблемы у меня в руках. И я не хочу ни одной из них упустить.Ни одной.

– И все-таки почему именно Майнхофф? В какой связи ты вообщевдруг вспомнил о нем?

– В связи с Израилем. Все просто, Азамат. Майнхофф имеет тампрочные связи. Ну не посылать же к евреям твоих джигитов! Они, конечно, молодцы,никто не спорит, но прости, они даже по-английски не говорят, не то что наиврите.

«Что-то ты темнишь, великий стратег. Лапшу мне на ушивешаешь. Тебе, вероятно, нужен не только еврей-профессор с супероружием, но исам Карл. Интересно, зачем? Мало разве у тебя крепких ребят-исполнителей, нетолько чеченцев, которые по-английски не говорят, но всяких-разных, на выбор?»– с легким раздражением подумал Азамат. Но вслух сказал совсем другое:

– Карл очень дорого стоит.

– Сколько попросит, столько дам, – улыбнулся Подосинский.

– А оружие? – тихо спросил Азамат.

– Что – оружие? – Геннадий Ильич недоуменно вскинул брови.

– Ну, вирусы эти, – Азамат чуть поморщился, – их не хочешьзаодно добыть по-тихому? Если все боятся этих микробов, так, может, пусть будутна всякий случай, вместе с этой, как ее? С системой вакцинации.

– А зачем? – равнодушно пожал плечами Подосинский. – На фигамне вирусы? Я человек мирный.

В первую неделю девяносто восьмого года в Иерусалиме выпалснег, а на побережье, в курортном Эйлате, где даже в январе температура редкопадает ниже плюс пятнадцати, дул ледяной пронзительный ветер. Туристы, укоторых была охота погулять по вечерней набережной в такую скверную погоду,понуро брели вдоль светящихся витрин сувенирных лавок, заглядывали внутрь,заходили, лениво перебирали дорогие безделушки.

У пристани покачивались яхты, огни отражались в спокойнойтяжелой воде Красного моря, и казалось, будто яхты, прогулочные катера,маленькие рыбацкие лодки стоят на дрожащих разноцветных столбах. Тонкий серпикмолодого месяца висел рогами вверх, словно темно-лиловое небо улыбалось белыммаленьким ртом, не разжимая губ.

Парк аттракционов на набережной был пуст. Карусели неработали. В такое позднее время, да еще в такой холод, не нашлось желающихкататься на машинках и лошадках, стрелять в тире, сбивать пластмассовымишариками жестянки из-под колы, вылавливать магнитной удочкой из стеклянногоаквариума китайские игрушки, которые все равно никогда не появятся. Толькогрозное, пылающее яркими огнями сооружение под названием «камикадзе» крутилосьвокруг своей оси, высоко взлетало, переворачиваясь, зависало над парком.

Обычно из кабинок слышался восторженно-испуганный визг, носейчас было тихо. Урчал, поскрипывал мотор аттракциона, тяжелая маслянистаявода Красного моря шуршала, набегая на холодный песок пустого пляжа. Иногдапрорывался сквозь завывания ветра одинокий голос скрипки. Уличный музыкант уограды парка, закрыв глаза, выводил скрипичное соло из концерта Вивальдиисключительно для собственного удовольствия. В мятой кепке у его ног лежала сутра жалкая мелочь, и ни гроша за долгий день не прибавилось. А теперь уж врядли кто-то пройдет мимо и бросит хотя бы полшекеля. Странное время, разгаркурортного сезона, а тихо, пусто, будто вымерло все.

Единственный ребенок, пожелавший покататься на «камикадзе»,десятилетний русский мальчик Максим Воротынцев, не кричал и не визжал, когдависел вниз головой на восьмиметровой высоте. В животе все сжималось и леденело,ужасно хотелось заорать, но он молчал, стиснув зубы. Можно было бы и нестесняться. Кроме мамы, которая одиноко сидела на лавочке, и карусельщика,читавшего журнал в своей стеклянной будке, никто бы визга не услышал. НоМаксимка молчал. Так было страшней и интересней.

Карусель сделала очередной круг, на этот раз медленный,плавный, и Максим успел заметить, что мама уже не одна на лавочке. Рядом с нейуселся какой-то тип.

– Гадкая погода, – произнес по-английски низкий мужскойголос.

Алиса Воротынцева вздрогнула от неожиданности и оглянулась.Вспыхнули огни карусели, осветили черную спортивную куртку, высокий воротбелого свитера, жесткое, загорелое лицо.

«Американец», – равнодушно отметила про себя Алиса, вежливоулыбнулась и посмотрела на часы.

Максимка катался на этой дурацкой вертушке уже двадцатьминут. Он уговорил купить сразу три билета, и карусельщик, дернув рубильник,уселся в своей будке, уткнулся в журнал, покуривал, прихлебывал пиво и,кажется, вообще не собирался выключать карусель.

– А знаете, почему здесь так холодно? – спросил загорелыйамериканец.

– Нет, – буркнула Алиса.

– Здесь так холодно потому, что я мечтал полежать на песке,понырять с аквалангом в Красном море, погреться на солнце. Я мечтал об этомпочти три года. Именно поэтому так холодно. Мне не везет.