Одинокие мужчины - Луис Ламур

— Телль!

В голосе Билли были отчаянная мука и мольба. Внезапно он приподнялся и, указывая пальцем в висок, крикнул:

— Телль! Стреляй сюда! Ради Господа Бога!

И я выстрелил. На моем месте он поступил бы точно так же.

Слышали бы вы, как завопили апачи! Я испортил им праздник, и они пришли в дикую ярость.

Один из них выпрыгнул из укрытия и ринулся ко мне, но, прежде чем я успел прицелиться, он плюхнулся на землю и исчез. Вслед за ним то же проделал еще один индеец, и еще… И всякий раз я не успевал прицелиться. Они исчезали, словно проваливались сквозь землю.

В такие минуты на ум приходят тревожные мысли, и я уже пожалел, что выбрал эту тропу, пожалел, что вообще оказался вновь в Аризоне, хотя, бывало, любил наведываться сюда, невзирая на воспоминания. Теперь единственным моим желанием было поскорее выбраться отсюда. Однако у апачей на этот счет были другие планы.

Один из них вдруг выпрыгнул из засады и бросился ко мне, но только я навел винтовку, как он пропал, а тем временем рядом появился еще один индеец.

Даже простой парень с холмов может кое-чему научиться, а посему, когда выскочил третий, я не стал целиться в него, а навел винтовку туда, где исчез первый. Ну, не совсем туда, потому что апач никогда не появится снова там, где показался впервые. Он непременно отползет на несколько футов вправо или влево, а порой и довольно далеко.

Когда выскочил четвертый индеец, я и не подумал стрелять, а продолжал ждать первого. И вот он появился, мне понадобилось лишь чуть-чуть отвести дуло в сторону, и я всадил ему пулю в грудь, которая прошла навылет. Не успел он упасть, как я дернул затвор и всадил в него вторую пулю.

Остальные продолжали двигаться в мою сторону. Развернув винчестер, я выстрелил еще в одного — и, как мне показалось, убил. Третий тоже упал, но этот уже успел подойти футов на двадцать к кромке моей ложбины.

Мне казалось, что все трое были убиты наповал, но, похоже, одного из них я только ранил в ногу, потому что он вскоре навел на меня винтовку. Я тоже стал целиться в него. Видимо, он заметил дуло моей винтовки, слегка высунувшееся из бойницы, потому что выстрелил прямо в него, но попал в камень, тот разлетелся в мелкие осколки, один из которых попал мне в глаз.

И тогда они бросились вперед, их осталось двое — один с простреленной ногой, другой, целый и невредимый, он стрелял на бегу. Я бросил винтовку и схватился за нож.

Я довольно рослый парень — шести футов трех дюймов, с хорошо развитым плечевым поясом и сильными руками, хотя и слегка худощавый. Нож у меня тяжелый, острый, как бритва, и, когда эти двое запрыгнули в ложбину, я изо всех сил полоснул одного из них, оттолкнул ногой его падающее тело, а второму двинул коленом в пах так, что он повалился наземь. Однако при этом упал и я сам, чуть не угодив под занесенный нож.

Тот, которого я ударил в пах, лежал неподвижно, но сознания не потерял. Я стал подниматься и вдруг поймал боковым зрением, что он тянется за валявшейся неподалеку от него винтовкой. Я кинулся на него, левой рукой отбивая в сторону дуло, а правой вонзая в него нож.

Он отбросил меня, и я упал, а они взялись за меня вдвоем. Один был с простреленной ногой и ножевой раной, второй — с раненой грудью и вспоротыми бицепсами, но оба дрались, как тигры, можете мне поверить. Следующие тридцать или сорок секунд напоминали собачью свару — не разобрать кто, где и что, пока я неожиданно не обнаружил, что лежу с лицом, прижатым к земле, задыхаюсь и судорожно ловлю ртом воздух.

Наконец я приподнялся на руках, перевернулся и сел.

Один индеец был мертв, мой нож все еще торчал у него в груди. Я перегнулся и вытащил нож, отыскивая взглядом второго. Тот лежал на спине с дырой от пули в бедре и по меньшей мере тремя ножевыми ранами, одна из которых сильно кровоточила и выглядела серьезной.

Я нащупал свою винтовку и загнал патрон.

Апач лежал, глядя на меня в упор. Я подумал, что, наверно, он парализован, иначе не лежал бы так неподвижно. Другие двое индейцев были мертвы.

Сдернув патронные ленты с мертвых, я нацепил их на себя, ни на секунду не спуская глаз с живого. Потом вернулся, поднял с земли нож, наклонившись над живым, вытер лезвие о его одежду и сунул нож в ножны. Собрав винтовки индейцев, я разрядил их и зашвырнул подальше.

— Ты хороший боец, поэтому я не буду тебя убивать, — сказал я оставшемуся в живых апачу. — Если выберешься отсюда, ты свободен.

Я подошел к лежащей на земле фляжке и поднял ее. Как я и предполагал, в ней сохранилось немного воды, и я выпил ее всю, не отрывая глаз от кромки ложбины.

Близился вечер. Поблизости вполне могли оказаться еще какие-нибудь группы индейцев. Я еще раз заглянул в ложбину. Раненый индеец оставался лежать все в той же позе, хотя и делал попытки приподняться. Я заметил большой камень, наверное, он ударился о него головой, когда падал.

Внимательно оглядевшись, я спустился в мелкий овражек, его размыла вода, стекавшая с холма, и пошел к нему.

И тут я обнаружил, что хромаю. Каждый шаг отдавался болью в бедре и голени, и когда я оглядел ногу, то понял, что индейская пуля попала в патронную ленту на бедре и осколками ранило меня. Казалось, это всего лишь царапина, но крови пролилось достаточно. И, судя по всему, у меня там еще и здоровенный синяк.

Тени, отбрасываемые скалами, становились все длиннее и длиннее, и, наконец, в пустыне сделалось темно и холодно.

— Если хочешь выжить в этих краях, сними шпоры, — внезапно прозвучал голос Испанца Мерфи.

Вместе с Роккой и Джоном Джеем Баттлзом он появился из-за кустов. Тейлора убили.

Мерфи лишился в перестрелке мочки уха, а Рокку пару раз царапнули шальные пули.

— Скольких ты уложил? — спросил Баттлз.

— Четверых, — ответил я, зная, что далеко не каждому ветерану стычек с апачами доводилось иметь столько на своем счету. — Точнее, убил троих и одного тяжело ранил, — поправился я и добавил: — Билли застрелили.

— Нам лучше поскорее убраться отсюда, — сказал Испанец, и мы цепочкой двинулись к лошадям. Их осталось всего две, поэтому мы решили ехать по очереди.

Испанец был с меня ростом, но на двадцать фунтов легче. Он любил читать и проглатывал все, что попадалось под руку, — книги, газеты и даже этикетки на консервных банках.

Мы тронулись в путь. Спустя некоторое время я забрался на коня Тампико Рокки, а он пошел пешком. К рассвету обе лошади устали, да и мы тоже, однако позади осталось шестнадцать миль, а впереди маячила станция дилижансов.

Мы находились уже в нескольких сотнях ярдов от нее, когда из двери вышел человек с винтовкой в руках. Мы были уверены, что за окном стоит еще один, судя по тому, что первый старательно держался от него подальше.

Когда мы достигли станции, человек с ружьем взглянул на Мерфи, потом внимательно оглядел нас и сказал: