Русские генералы 1812 года - Яков Нерсесов

Над Россией нависла грозная опасность. Русские солдаты, офицеры и генералы не испытывали страха перед неприятелем и готовились дать ему достойный отпор. В русской армии того времени была целая плеяда талантливых полководцев: Барклай, Ермолов, Милорадович, Багратион, Раевский,

Остерман-Толстой, Дохтуров, Коновницын, Неверовский, Кутайсов, Голицын, атаман Донского казачьего войска Платов, братья Тучковы и другие, чьи имена не столь на слуху. Все они мало в чем уступали французским военачальникам Бонапарта, имея богатый опыт боевых действий против наполеоновской армии. Теперь, когда воевать предстояло уже не на далекой чужбине, где все могло кончиться дипломатическим торгом, а на территории России, армия, охваченная патриотическими чувствами, была готова на великие подвиги.

В 1810 г. военным министром России стал генерал Барклай-де-Толли. Он не раз встречался и с Наполеоном, и с его маршалами на полях сражений и понимал причины постоянных побед французов. Барклай считал, что русская армия сможет противостоять Наполеону только после существенных реформ, и постарался провести их в кратчайшие сроки. Была значительно увеличена численность армии. Численность гвардии, весьма поредевшей после «мясорубок» Аустерлица и Фридланда, где ее бросали в самое пекло, довели до 12 отборных пеших и конных полков: около 15 тыс. пехоты и около 5 тыс. кавалерии – всего примерно 20 тыс. человек. По примеру французской армии были созданы постоянные крупные соединения – мощные корпуса и более маневренные дивизии. В каждый корпус входили две пехотные и одна кавалерийская дивизия, а также две артиллерийские бригады вместе с батареей на конной тяге. Это позволяло корпусам самостоятельно действовать на поле боя.

Более сбалансированным стало соотношение в пехоте гренадер (крупных и мощных бойцов – главной ударной силы среди пехотинцев) и егерей (ловких и быстрых воинов, готовых на действия в рассыпном строю и на стремительные маневры в индивидуальном бою). Количество последних увеличилось. Батальонные колонны окончательно признали основным видом построения. С вооружения наконец сняли совершенно бесполезные алебарды. Большая часть пехоты получила разработанные тульскими оружейниками более современные мушкеты (за основу были взяты французские ружья образца 1777 г. и английские – 1794 г.) с наибольшей дальностью стрельбы в 300 шагов, максимальной эффективностью до 100 шагов и скорострельностью – два выстрела в минуту. По весу и кучности стрельбы они почти не уступали зарубежным аналогам. Принятый на вооружение нарезной карабин по своим тактико-техническим данным мало отличался от французского: дальность – 1000 шагов, максимальная эффективность на 500 шагах. Но до конца провести перевооружение пехоты не удалось: остались ружья 28 различных калибров! Использовался старый штык, более короткий, чем у французов, и разработанный еще под старые, более длинные ружья, что особенно скажется при отражении атак вражеской конницы. В целом пехоты было больше, чем конницы.

Русская кавалерия – кирасиры, драгуны, гусары и уланы – славилась в Европе своими лошадьми (лучше конный состав был только в английской армии), несколько уступая французам в выучке коней и индивидуальном мастерстве всадников. Большая заслуга в улучшении состояния конного парка принадлежит знаменитому командиру кавалергардов, генералу от кавалерии А. С. Кологривову и инспектору внутренней стражи генерал-лейтенанту графу Е. Ф. Комаровскому. По реформе часть кирасир переформировали в драгун, чьи функции были гораздо шире. Роль кирасир оставалась прежней: являясь в какой-то мере аналогом гренадер в пехоте, они должны были наносить таранный удар по сомкнутому пехотному строю. Наподобие рыцарской конницы защищенные кирасами (у русских она прикрывала только грудь, но не спину, как у их наполеоновских визави) и касками, кирасиры могли разбрасывать чужую пехоту, используя при этом вместо копья карабины, крепившиеся справа у бедра с помощью специального длинного кольца. При их максимальной дальности стрельбы в 200 шагов, а эффективности лишь в 75 шагов залп приходилось давать почти в упор, после чего кирасиры брали пехоту «в палаши». Вооруженные длинными пиками уланы оказались очень эффективны в сшибках с вражеской конницей. Огромную роль играла внушительная иррегулярная конница – казаки, чья численность колебалась, редко опускаясь ниже 12 тыс. бойцов. Многие кавалерийские полки имели собственные конные батареи.

В артиллерии (12-, 6-фунтовые пушки и единороги), чье реформирование завершилось во многом благодаря усилиям всесильного А. А. Аракчеева, ситуация выглядела лучше всего. Подвижность (быстрые транспортировка и развертывание) и эффективность ее средних калибров достигли очень высокого уровня. Она стала большой силой русской армии. Дистанция убойного огня составляла: для снаряда – 860 м, а для картечи – 350. По удельной мощи (вес залпа на количество стволов) она вышла на первое место в мире. Мобильность и вес залпа артиллерийских батарей считались в русской армии более важными, чем дальнобойность и, как следствие, артобстрелу на дальних дистанциях уделяли меньше внимания. В большей мере, чем французская, русская артиллерия ориентировалась на максимальную эффективность в ближнем бою в решительную фазу сражения. Тем более что отчаянно смелый французский артиллерийский бригадир Сенармон показал русским под Фридландом, как эффективна может быть артиллерия, если ею стремительно маневрировать на поле боя. Тогда, постоянно меняя позиции вручную, его канониры нанесли левому флангу Багратиона громадный урон и сломали русскую позицию, дав гренадерам маршала Нея прорваться в тыл. Ради повышения скорострельности и удобства заряжания зазор между ядром и стенками канала ствола делался у русских орудий большим, чем у французских. К тому же ствол легких пушек был короче, и картуз (снаряд, пыж и порох) заряжался проще и быстрее. Но все эти новации имели оборотную сторону: кучность и дальность стрельбы снижалась. Всего полевая артиллерия к 1812 г. насчитывала около 1620 пушек с прислугой: 10 канониров для легкого орудия и 13 – для тяжелого. Если для Бонапарта артиллерия была родной стихией, истинным «богом войны», то в России пушкари испокон веков считались «белой костью» армии, и иностранные наблюдатели уже не первое столетие отмечали особую приверженность русских именно к этому роду войск.

Уровень подготовленности среднего офицерского состава все же оставлял желать лучшего, за исключением артиллерийских и гвардейских полков. Но в целом русское офицерство отличалось большой личной храбростью, нередко выручавшей на поле боя. А вот штабные, транспортные, интендантские и медицинские службы сильно уступали наполеоновским.

Несмотря на все тактические и организационные преобразования, русская армия строилась на основе рекрутской повинности: в мирное время забирали по одному рекруту с 500 человек в год. За период с 1805 по 1812 г. Россия трижды воевала с Францией, а также с Турцией и на Кавказе, понесла большие потери среди обученных солдат и нуждалась в систематическом пополнении молодыми неопытными призывниками, которых приходилось сразу включать в строевые части. В этой ситуации боевые качества полков сильно снижались. По мнению Наполеона, лучший рядовой состав противник имел в 1805 г. Армия начала XIX в. постоянно испытывала недобор, ей было трудно приспособиться к ведению маневренной войны наступательно, большими хорошо укомплектованными и обученными корпусами. В период Наполеоновских войн норма набора рекрутов постоянно увеличивалась: сначала до четырех, а затем и до восьми человек с полутысячи, причем дважды в год. Что не вызывало воодушевления помещиков, терявших рабочие руки.