О массовых празднествах, эстраде, цирке - Анатолий Васильевич Луначарский

зритель и актер каждый переживет сотни существований! Души распахнутся одна для другой. Стены наших одиночек упадут. Наши внуки почувствуют себя как бы нейтронами одного мирового мозга, неотделимыми друг от друга молекулами растущей мировой души, сознания и правящей воли прекрасной вселенной.

И вечно вперед»1.

Великая Октябрьская социалистическая революция открыла для воплощения мечты о «театре для десятков тысяч» широчайшие перспективы. И естественно, что с первых же послеоктябрьских дней Луначарский становится не только благодарным зрителем, но и активнейшим участником массовых революционных празднеств, начиная с первой послеоктябрьской красной даты революционного календаря – Первомая восемнадцатого года. Этот праздник, очевидцем и участником которого он был в Петрограде, так взволновал Луначарского, так отпечатался в памяти, что он тогда же, по живым следам, дал ряд литературных зарисовок пережитого, не раз возвращаясь в дальнейшем к воспоминаниям о том дне. Затерянные на страницах старых, ставших редкостью изданий и позднее не перепечатывавшиеся в его книгах и собрании сочинений, эти очерки образно запечатлели и характерные черты самого праздника и непосредственное участие в нем Луначарского. Это участие отнюдь не ограничивалось многочисленными выступлениями перед самой различной аудиторией. И хотя в очерке, перепечатываемом в настоящем сборнике, он замечает, что мысль о подобном праздновании Первомая «пришла нам в голову часа в два-три накануне», вопросами практической организации подобных праздников он начал заниматься неизмеримо раньше.

Так, еще в январе 1918 года в Петрограде приступил к работе организованный и возглавленный Луначарским «Театральный Совет Российской республики» при Народном комиссариате по просвещению, ставший первым советским государственным органом по руководству театральной жизнью (в дальнейшем его сменил Отдел театров и зрелищ – ТЕО Наркомпроса). На заседаниях этого совета с самого начала наряду с другими вопросами театрального строительства ставились и обсуждались проблемы организации народных празднеств, гуляний, эстрады, цирка. Общая позиция, основные положения которой были определены на первом же заседании, состоявшемся 19 января 1918 года, в докладе Луначарского, нашла характерное выражение и в выступлении В. Э. Мейерхольда. Полностью солидаризируясь с Луначарским, Мейерхольд развивал высказанные им пожелания:

«Надо нам, деятелям всех родов искусства, театра, эстрады и цирка, переплестись в общей работе и всем вместе, как можно меньше разделяясь, идти к народу».

Неделю спустя, на втором заседании совета, и в докладе Луначарского и в прениях основное внимание уделяется уже детальной, практической разработке планов массовых празднеств и зрелищ, и в первую очередь – налаживанию планомерной деятельности по устройству развлечений, грандиозных гуляний и т. д. для солдатских масс петроградского гарнизона. Как отмечалось в коротком отчете, напечатанном в журнале «Театр и искусство» (стенограмм на этих заседаниях, к сожалению, не вели), «…Луначарский указал, что для этих гуляний можно было бы использовать государственный балет. Пантомимы и танцы вполне в духе народа»2. Упоминание об этом тем любопытнее, что, как явствует из материалов, публикуемых в настоящем сборнике, в своих более поздних, развернутых высказываниях о том, какие сценические жанры и виды зрелищных искусств эффективнее всего использовать при организации массовых постановок, празднеств и гуляний, Луначарский вновь станет привлекать внимание к танцевально-пантомимическим средствам театральной выразительности.

До нас дошли далеко не все его высказывания на эти темы, относящиеся к тому периоду, но и то, что сохранилось, по-своему напоминает о его неустанной заинтересованности настоящим и будущим массовых празднеств.

В начале июня 1919 года журнал «Вестник театра» под заголовком «М. Горький о кинематографе» публикует короткий отчет о недавнем заседании Большого художественного совета ТЕО Наркомпроса. На заседании с обширным докладом о задачах и репертуаре театров и кинематографов выступил А. М. Горький. В отчете говорилось:

«Полагая, что огромное воспитательное (в смысле прививки духа историзма) и художественное значение могло бы иметь оживление характерных моментов истории культуры, М. Горький считает крайне своевременным приступить к постановке цикла исторических инсценировок как из русской, так и из европейской истории. …А. В. Луначарский, присутствовавший на докладе М. Горького и на заседании, в котором обсуждался проект инсценировок, всецело присоединился к нему и добавил, что делу этому должен быть придан общегосударственный масштаб, с тем чтобы инициатива проведения намеченной программы была предоставлена Отделу театров и зрелищ. Между прочим, А. В. Луначарский указал на желательность, если это представится возможным, вынести указанные инсценировки на улицу, устроив массовые шествия, которые могли бы быть приурочены к всенародным празднествам (например, 1 Мая)»3.

Ту же тему затрагивает также относящееся к 1919 году и лишь недавно ставшее известным письмо Луначарского режиссеру и драматургу Н. Г. Виноградову. Не ограничившись критическими замечаниями о присланной ему на отзыв пьесе Виноградова, предназначавшейся для массового «монументального театра», Луначарский особо останавливался на проблеме массовых представлений. И попутно, как это часто бывало в его письмах или выступлениях по частным поводам, развертывал конкретную программу разработки основных теоретических проблем создания таких спектаклей, имевшую, по сути дела, огромное принципиальное значение. Начинать это, по его убеждению, следовало, думая о будущем, незамедлительно, вопреки даже тому, что реальные условия существования молодой Советской страны, находившейся в кольце блокады четырнадцати держав, этому препятствовали.

Вскоре после этого, в январе 1920 года, Луначарский выступает в Петрограде, на пленуме Петросовета с докладом о работе Наркомпроса. «Политическая агитация и коммунистическая пропаганда не есть что-то стоящее особняком от народного просвещения, это – сердце народного просвещения», – говорит он в этом выступлении. И в заключение доклада, напоминая о роли и месте искусства в деле народного просвещения и отмечая в связи с этим подъем художественной самодеятельности и тягу масс к коллективным формам творчества, видит в этом зачин будущих грандиозных массовых празднеств революции:

«Здесь нужна гигантская песнь, здесь нужен гигантский хор, какой-то огромный оркестр медных инструментов, который мог бы петь эту исполинскую песнь, петь песнь великана, который проснулся для творчества и для счастья… чтобы запела Россия мощную, радостную песнь знания, красоты, счастья! И мы ее начали петь. Товарищи, у нас пресекается голос, нам не хватает иногда дыхания, ибо мы голодны, нам холодно, но все-таки мы ее поем – и там, где мы бьемся на фронтах против разных генералов, и где сражаемся против фронта голода и холода, против эпидемий и невежества. Тот, у кого есть уши, чувствует, что, когда силы прильют к нашему сердцу, когда лучшие наши товарищи вернутся к мирному труду, когда откроются границы, когда дадут нам естественное право обмениваться тем, что есть у нас в избытке, на то, что нам нужно, – тогда эта песнь послужит не только для того, чтобы украсить нашу жизнь,